Мертвая

Думаю, надо бы включить свет, иначе пролью мимо, придется вытирать, а растертая по полу водка будет вонять на всю квартиру несколько дней.

Встаю и иду к выключателю. Первую секунду жмурюсь от света. Никогда не замечала, что единственная лампочка, не прикрытая даже каким-нибудь колпаком, горит так ярко.

Проморгавшись, я поворачиваюсь к столу, и вижу, что за ним сидит Аринка.

– Лучше выключи, – говорит она и прикрывает глаза ладонью. Я тут же выключаю. Темнота на секунду становится полной, я уверена, что если я снова щелкну выключателем, то Аринки за столом уже не будет. Это и называется «словить белочку»?

Мой взгляд впивается в черноту того угла, где при свете я увидела Арину – по другую сторону стола, напротив моего синтепонового гнезда. Сквозь темноту квартиры в окно постепенно проникает желтый свет фонарей – я начинаю различать бесформенную кучу одеяла на табуретке, блик на своей рюмке, синий цветок газа и… ее силуэт. Сквозь мрак зимней ночи проступает белизна ее волос – длинных, как у русалки, сложенные на столе руки – кисти выглядывают из рукавов черной водолазки, может, именно на ее фоне я так четко вижу длинные призрачные пряди. Но лучше всего я вижу, как в темноте блестят ее глаза – зеленые, точно у кошки.

– Арин… – зову я шепотом.

– Что? – отвечает она тоже шепотом.

– Это правда ты?

Она тихо смеется, а я все еще не решаюсь подойти. Почему меня так пугают ее длинные белые волосы, тянущиеся вдоль тела, точно серый мох по стволу дерева?

– Как ты зашла?

– А ты думала, одна будешь тут расслабляться под водочку с огурчиками? Доставай рюмку! Это сейчас прямо то, что доктор прописал.

Я открываю шкафчик с посудой, нащупываю рюмку и подхожу к столу. Глаза совсем привыкли к темноте, но Аринкин силуэт по-прежнему нечеткий. Сталкиваю одеяло со своего стула и, наконец, сажусь. Не сводя глаз с Аринкиного силуэта, беру бутылку и разливаю уже в две рюмки. Двигаю тарелку на середину стола, ставлю рюмку поближе к бледным пятнам ее запястий.

– Ну, – говорит Арина, – за тебя, Настька!

Мы выпиваем. По крайней мере, я. Никакого движения в противоположном углу я не замечаю.

– Злишься на меня? – спрашивает шепот из противоположного угла.

– Я – на тебя?! – от удивления аж перестаю жевать и перехожу на полный голос. Темнота вздыхает, и я вижу, как шевелятся призрачные пряди – наверное, Аринка трогает волосы, подкручивая едва выраженные локоны. Этот ее жест был таким привычным, что я на секунду увидела ее во мраке.

– Да, а что ты удивляешься? – отвечает Аринка. – Мы лучшие подруги, а между лучшими подругами всегда накапливается куча обид и непоняток. К тому же, я та еще сучка.

Она смеется, и меня тоже начинает распирать от какого-то истерического хохота. Но я сдерживаюсь.

– Не злись, Насть… – шепчет подруга, и в ее тихом голосе я улавливаю просящие нотки. Редкий случай.

– И ты на меня, – выдавливаю я. До меня начинает доходить, что, скорее всего, никакой Аринки напротив меня не сидит. Либо я сейчас сплю, уткнувшись носом в кухонный стол, либо, пьяная вдрызг, разговариваю с пустотой. Наружу снова начинает рваться гиенский гогот.

– Все равно нам было классно, да? – говорит Аринка, и я послушно киваю. Она, кажется, улыбается.

– Я не собираюсь просить прощения, да и выпрашивать – тоже, – задумчиво добавляет шепот. – Хрен с ним. Прощение – это дело времени, в раз нельзя сесть, поднатужиться и простить. Даже если ты сейчас скажешь, что прощаешь меня, я тебе не поверю.

– Да тебе и не за что просить… – бормочу я.

Темнота снова вздыхает, да так глубоко, что я чувствую Аринкино дыхание. Оно холодное, как сквозняк, тянущийся из щелей в окнах нашей квартиры.

Собравшись с духом, я решаюсь на свой вопрос:

– Арин, ты точно настоящая? Я что, отключилась, когда ты пришла?

– Я пришла, потому что решила тебе помочь. И дело совсем не в том, как я жила, и что творила, и не потому, что я в чем-то раскаиваюсь. Я здесь ради них – всех других девушек…

– Что-то ни фига не пойму…

–Тихо! – перебил меня шепот, и теперь я точно узнавала в нем голос Аринки. – Слушай, Настя. Ты понятия не имеешь, во что ввязалась. Во что я тебя втянула, бедная моя девочка… Сегодня я выпустила на волю чудовище.

Пьяный бред. МОЙ пьяный бред. Голос был аринкин, но слова – точно не ее.

– И разбираться со всем этим придется тебе, – твердо говорит моя подруга.

– Слышишь меня? – голос переходит на крик. Я вздрагиваю, темнота вокруг меня стала плотной, почти осязаемой. И внезапно из этого мрака появилось лицо Аринки – близко, нос в нос к моему. Оно болталось в этой темноте – только лицо, без тела, как овальный воздушный шарик. И кричало:

– Останови это чудовище, слышишь? СЛЫШИШЬ?

Аринка начинает визжать, и этот дребезжащий визг наполняет всю квартиру, я пытаюсь закрыть уши, глаза, но не могу даже пошевелиться.

И просыпаюсь.

***

Кто-то трезвонит в дверь.

У нас что, есть звонок? Да еще и такой мерзкий. Встаю из-за стола, ноги путаются в одеяле, которое валяется на полу. Автоматически выключаю газ – воздух в кухне, да и, кажется, во всей квартире, стал сухим и таким жарким, что хочется открыть окно.