Мертвая академия. Печать крови

— Это башня Мертвых, — продолжил Дэйн, медленно подходя к краю стены, где за невысоким каменным парапетом начиналась черная пропасть. Оперся ладонями о древние перила и посмотрел вдаль.

Призрачно-белые волосы едва колыхались под дуновением ветра, светлая кожа во мраке казалась еще белее. Я не могла отвести взгляда от его точеного профиля. От широких плеч на фоне пустоты сумеречного неба.

— Когда-то она называлась башней Влюбленных, — продолжал Дэйн, пока я тихонько подходила к нему. — Говорят, Тиамант, будучи еще человеком, приказала построить ее, чтобы создать удивительный артефакт. Уже тогда она была великой колдуньей, хоть и не знала, что в ее венах — кровь самого отца Тьмы.

Я коснулась каменного парапета рядом с ректором и посмотрела вниз. Далеко-далеко там плескалось черное море, блестящее, как жидкий обсидиан. И на этот раз отчего-то мне было интуитивно известно, что глянцевые волны созданы вовсе не из воды.

— И что это был за артефакт?

— Колодец любви, — улыбнулся Дэйн, повернувшись ко мне. — Но когда башня оказалась переименована, то и колодец любви превратился в колодец мертвых.

Он немного лениво кивнул на серебристое возвышение в центре площадки.

— Колодец по замыслу богини должен был показывать испившему из него возлюбленного. Того, кто останется с ним до самой смерти. Того, кто будет самым желанным и единственным.

Я повернула голову и посмотрела на необыкновенное сооружение. Это и впрямь напоминало колодец с искрящимися, исписанными древними письменами стенами. Только вот форма его оказалась непривычной. Не круг, а полумесяц.

— У нее не вышло колдовство и она переименовала башню? — предположила я, теперь с любопытством подходя ближе к артефакту.

— Отнюдь, — ответил Дэйн и тихо последовал за мной. — Наоборот, похоже, ее магия сработала даже лучше, чем она думала. Но когда она выпила из него, ее сердце разбилось на осколки. То, что она увидела в отражении, разозлило колдунью, будя в ней самые темные уголки души. Она сама же прокляла и переименовала эту башню, позволив с тех пор пить отсюда лишь мертвым.

— Значит, мне не удастся сделать из него ни глотка? — проговорила я разочарованно, слегка наклоняясь и вглядываясь в странно блестящую воду, напоминающую ртуть.

Дэйн еле заметно усмехнулся. А потом подошел ко мне сзади, расположив руки по обеим сторонам от моих, и, едва касаясь губами уха, спросил:

— Так хочется узнать, кто станет твоим возлюбленным? Тем единственным, от кого кровь будет полыхать огнем? От чьих поцелуев дыхание станет сбиваться на стон?

Продолжая говорить, он сдвинулся чуть ниже, чертя губами обжигающую дорожку, едва касаясь шеи кончиком языка.

Воздух громко вырвался из легких. Голова мгновенно закружилась. Я закрыла глаза, чувствуя, как Дэйн убирает мои тяжелые волосы на правое плечо. А затем легким дразнящим прикосновением губ к затылку заставляет меня выгнуться в спине, прижаться к нему сильнее, почти застонать, как он и говорил…

Я подняла руки, зарываясь в его мягких волосах, не позволяя ему остановиться.

— Очень хочу узнать, — прошептала я с крепко зажмуренными глазами, тяжело хватая ртом воздух.

Получилось ужасно хрипло и сбивчиво. Услышав мой голос, Дэйн резко выдохнул, прикусив меня за основание шеи.

— Проклятье, Лариана…

А потом вдруг резко развернул меня и впился жадным поцелуем в распахнутые губы.

Ноги мгновенно ослабели. Я тихо застонала, сбивая дыхание, целуя в ответ так, словно от этого зависела моя жизнь. Словно стоит ему разорвать эту тонкую связь прикосновений, и я умру.

— Оказывается, с тобой невероятно опасно играть в такие игры, принцесса, — приглушенно прошептал он через пару мгновений. Когда наши губы разъединились, а он прижался ко мне лбом, тяжело дыша.

— В какие? — невнятно пробормотала я, чувствуя, как меня бьет дрожь, будто в лихорадке. Тело горело, голова отказывалась хоть что-то соображать. Был только он. Только Дэйн. Его руки, губы и поцелуи, которые казались не менее важны, чем воздух.

— Уже не важно, — отрывисто ответил он, через силу отстраняясь. — Мы должны остановиться. Сумеречный мир не место для любви.

От того, что тело больше не чувствовало его прикосновений, стало почти больно.

— Почему? — спросила я, и вышло ужасно жалобно.

Дэйн скривился. А потом ответил, снимая длинный плащ:

— Потому что это мир отца Тьмы. Здесь все иначе.

На Дэйне осталась одна тонкая шелковая рубашка красновато-черного цвета. И тогда, взмахнув плащом, он расстелил его на каменном полу, ловко усаживаясь посередине.

— Садись, попробую объяснить, — протянул он мне руку.

Я коснулась его длинных пальцев и уже через мгновение сидела у него между ног, прижимаясь спиной к широкой груди. Он обнял мои руки, заставляя обхватить себя за талию. Будто для того, чтобы я не могла прикоснуться к нему.

Это было ужасно. Моя кровь кипела, как лава в жерле вулкана. Необходимость дотрагиваться, целовать, вдыхать его запах стала почти болезненной.

Так нужно… Пожалуйста…

До стона в легких, до хрипа.

А Дэйн продолжал говорить: