Что перед ним разыгрывают комедию, Татаринов, конечно, понимал, но отказаться от участия в испытании моста не решался. Ведь ему тоже приказали «свыше», и будет ли он возражать, или промолчит — всё равно по мосту ездить будут, даже с риском.
Понятно, почему в таких условиях испытание моста прошло легко и быстро: комиссия проехала по нему на паровозе туда и обратно — этим всё и закончилось. Долго ли он простоит, трудно было сказать, но сейчас по нему уже пошёл другой паровоз, «овечка», таща на ту сторону реки десяток платформ с рельсами и шпалами. Жогин тут же составил телеграмму Самохвалову об открытии движения за Надым и, подписав её сам, подал Татаринову.
Татаринов, усмехнувшись, пощипал коротенькие усики и сказал:
— Ну, да ладно, подпишу. Только следите, чтобы сваи не унесло. Вон уже метра три песка у берега намыло.
На другой день мы поехали за Надым, где отсыпалась насыпь на пойме реки. Работающие катили по деревянным трапам тачки на высокую насыпь. Они медленно двигались один за другим, низко опустив головы, напрягая все силы. Свалив грунт на насыпи, каждый получал какую-то бирку от учётчика и, засунув её в карман, спускался по другому трапу вниз. На самой насыпи другие рабочие разравнивали грунт и уплотняли его деревянными трамбовками. В стороне, у дымокуров, сидели стрелки. Словом, обычная картина...
— Гражданин начальник! — обратился к прорабу пожилой заключённый. — Подъём положе надо бы сделать, а то последние жилы надорвём.
— Невелика беда, — равнодушно оборвал его прораб и зашагал дальше.
За поймой началась болотистая местность; там тоже возили грунт на насыпь тачками по трапам, но уже издалека.
Мы прошли километров десять, и всюду было одно и то же — сверх меры тяжёлый и малопроизводительный труд тысяч людей.
Сколько же этого труда уже затрачено было на постройку дороги! Ведь рельсовый путь пересёк реку Надым, протянувшись от Салехарда почти на четыреста километров. Лагпункты были заброшены далеко на восток, до верховьев реки Хетты. Оставалась до Уренгоя ещё долина реки Ево-Яхи, где строительство не началось.
На обратном пути к Салехарду, осуществляя авторский надзор, мы, изыскатели и проектировщики, осматривали дорогу.
Бросались в глаза овраги, образовавшиеся вдоль полотна: вода размывала грунт везде, где она хоть немного скапливалась, а крепить канавы и кюветы было нечем — не было ни камня, ни дёрна.
Вечная мерзлота, оттаивая, превращала насыщенный льдом пылеватый грунт в жижу. Оседали насыпи, оплывали откосы выемок. Рельсовый путь засасывало в грязь вместе со шпалами.
Много мостов было деревянных, построенных небрежно, опоры их износились; деревянные трубы просели под насыпями.
Все неполадки мы записывали, назначали сроки исправления, а прорабы и начальники работ говорили привычное «есть», сами не зная, когда они это смогут исправить и смогут ли вообще исправить когда-нибудь.
Проводив Татаринова в Москву, я вернулся в Ермаково. Когда-то это был крохотный посёлок; с постройкой дороги он стал уже настоящим городом с населением в пятнадцать тысяч человек. На южной его окраине выросли большая станция и депо.
В ноябре в помощь экспедиции передали проектно-конструкторское бюро Восточного управления строительства дороги. В нём работали заключённые инженеры и бывшие заключённые, оставленные на Севере. В большинстве они были хорошими специалистами, а перевод на работу в экспедицию воодушевлял их, отдаляя от лагеря.
После долгих переписок и уговоров мне удалось добиться перевода в это проектно-конструкторское бюро Селиванова, и он согласился его возглавить.
Селиванов внёс много нового в проектирование сооружений на вечной мерзлоте.
В это время на строительстве немало возились с сооружением электростанции в Ермаково. Проект предусматривал продуваемое подполье, чтобы зимой грунт под зданием сильнее промерзал и за лето не успевал оттаять. Но прораб, строивший здание ТЭЦ, ошибся: он занизил полы на метр, и высокого продуваемого подполья не получилось; к тому же локомобили электростанции давали много тепла и создалась угроза оттаивания грунта под зданием, — а это значило бы, что оно неминуемо разрушится. Селиванов разработал проект принудительной вентиляции, и здание было спасено.
В весенний ледоход на Енисее льдины оборвали лежавший на дне кабель связи. Нужно было решать, как вновь проложить кабель, чтобы в будущем не повторилось обрыва. Селиванов доказал, что льдины не глубоко пропахивают дно Енисея и достаточно кабель заглубить в дно на метр, чтобы он был в безопасности. Эту работу выполнили водолазы зимой...