Мертвая хватка

Да, смотреть на черешни было чертовски неприятно, но взгляд Майкова все время возвращался к ним, будто намагниченный, и думалось ему почему-то не об исчезнувшем Хоботе, а снова об этих проклятых деревьях, будь они неладны. Папа Май хмурился и озабоченно грыз фильтр сигареты, пытаясь понять, как это Букреев, солидный и, главное, по-настоящему авторитетный мужчина, мог решиться на такую мелкую пакость. Это ж, как ни крути, западло – и по нормальным, человеческим понятиям, и уж тем более по темным воровским законам. С другой стороны, конечно, блатные никого, кроме себя и себе подобных, за людей не держат, но все-таки, все-таки… Ну были бы они с Алфавитом просто соседями, тогда еще куда ни шло, но ведь они же, помимо всего прочего, еще и деловые партнеры! Вряд ли Алфавит стал бы рисковать своими – и, скорее всего, не только своими – деньгами ради столь мелочной мести. Папа Май, к примеру, не стал бы, да и никто из его знакомых не стал бы. И даже не столько из-за денег, сколько потому, что это западло. Ну, западло же, в натуре! После такого не то что охране своей в глаза – в зеркало по утрам смотреть не сможешь, со стыда сгоришь. М-да. – Но кто же тогда черешни-то загубил? Ведь бутыль с кислотой не с неба упала, принес ее кто-то, и ушел этот кто-то через забор на участок Букреева. Кто-то из его охраны? Да черт его знает… Сомнительно как-то. Это ведь подвиг не из тех, которыми можно похвастаться перед таким человеком, как Алфавит. Вот и получается, что вчера папа Май поторопился устроить скандал. Обидно, да, спору нет, до чертиков обидно, но надо было все-таки дождаться Алфавита и обсудить эту проблему с ним – спокойно, как полагается, и найти конкретного виновника и конкретное решение.

Не воевать же с ним, в самом-то деле! А после вчерашнего мордобоя другой выход найти будет очень трудно, поскольку получить в рыло и молча утереться – это, братва, тоже западло… Вот так же, наверное, и Хобот рассуждал своей отбитой башкой. Не было в его, Хобота, биографии случая, чтобы он получил по морде и не дал сдачи. Не такой это человек, чтобы молчком утираться. Не надо, ох не надо было оставлять его сегодня без присмотра! Вот где он теперь, псих этот контуженный?

И тут Майков увидел лестницу.

Раздвижная алюминиевая стремянка стояла у забора, отделявшего его двор от участка Букреева, и даже отсюда, со второго этажа, с очень приличного расстояния было видно, что ступеньки ее испачканы сырой землей. Майков закрыл глаза, постоял немного, давая себе время успокоиться, и снова открыл их.

Нет, не помогло. Стремянка была на месте, и наполовину смытые ночным дождем пятна мокрой земли по-прежнему предательски темнели на светлых дюралевых ступеньках.

Майков вдруг припомнил свой предутренний сон – тот самый, дурацкий, где он стрелял из пистолета по сдобным булочкам. С чего бы это ему вдруг приснилась такая чепуха?

Сны папа Май видел частенько, и были они все в меру бредовыми, как и полагается нормальным снам. Но фигурировали в этих снах в основном бабы или, в самом крайнем случае, менты, а чтобы булочки, да еще и приговоренные к расстрелу… Была же, наверное, какая-то причина, толчок какой-то, что ли…

И тут ему вспомнилось – или показалось, что вспомнилось, – будто странный его сон начался с выстрела. Папа Май напряг память. Воспоминания тонули в сонной мути, путались со снами, так что и не разобрать было, где сон, а где явь, но он терпеливо распутал этот нематериальный клубок и пришел к выводу, что ночью действительно слышал выстрел. Звук был отдаленный, глухой, почти неслышный сквозь стеклопакет с тройным остеклением, но такой знакомый, что тренированное ухо папы Мая даже во сне безошибочно его распознало и послало в мозг сигнал тревоги: атас, мол, где-то поблизости стреляют. И мозг проснулся на мгновение, убедился, что вокруг по-прежнему тихо, и снова заснул, и приснилась ему, мозгу, белиберда с расстрелянными булочками…

"Ну, правильно, – подумал папа Май. – Я же знаю, что ночью в караульной будке сидит мой человек, и, если где-то рядом действительно начнется стрельба, он поднимет тревогу.

А раз вокруг все тихо, значит, мне показалось… Кто же мог предположить такое, да еще, можно сказать, во сне!"

Он рассеянно сунул в рот сигарету и обнаружил, что все еще держит в зубах истлевший до самого фильтра окурок.

Тогда папа Май ткнул бычок в пепельницу, скомкал незакуренную сигарету в кулаке и тоже выбросил в пепельницу, медленно отряхнул с ладони крошки табака и медленно же, с огромной неохотой покинул свою спальню и спустился в холл, где его ждали Рыба и Простатит.

– Бараны, – сказал он им устало, без злости, но с огромным отвращением, – лестницу от забора уберите. Помойте и поставьте в кладовку…

– Лестница? Где?! – спросили эти уроды чуть ли не хором.

– В п.де, – ответил им папа Май. – Вас за ручку отвести?

Простатит вышел первым. Рыба задержался в дверях и сообщил:

– Да, кстати, Андреич, около часа назад к Букрееву во двор заехала машина.

– «Мерседес»? – быстро спросил Майков.

– Нет, «черкан», на котором его быки ездят.