Мертвая хватка

Я ждал своего шефа полковника Кончака. Так, по крайней мере, я понял из краткого телефонного разговора с "тетушкой Энн", проживающей в Ливерпуле. Кстати, именно в этом городе находилась и моя мифическая контора, где, судя по документам, я работал менеджером. Наверное, Майкл Робинсон существовал на самом деле, и я почти не сомневался, что он был на меня похож. Но скорее всего, сейчас мистер Робинсон находился в командировке по служебным делам.

Шеф приехал в воскресенье. Я едва не заржал в полный голос, увидев его в компании старой мымры с ярко-оранжевой "химкой" на дынеобразной голове. Они шарили под русских туристов, впервые попавших на зарубежный курорт, и изображали пожилую супружескую пару. Хо-тя я не исключал возможности, что это была настоящая жена Кончака: только такое чучело и могло терпеть долгие годы несносный характер моего непосредственного начальника.

Прячась за пальмами, я веселился, как идиот, глядя на ужимки бесподобной пары. Папа Кончак, одетый в яркую гавайскую рубаху, прыгал возле своей ненаглядной козликом, а она несла свою плоскую грудь с видом королевы. Впрочем, они не сильно выделялись из толпы других "рашен туристов", галдящих словно стая попугаев. Судя по одежде и испуганно-любопытным взглядам, прибывшие не принадлежали к "новым русским", обычно дефилирующим по улицам города с брезгливо-пресыщенным выражением откормленных физиономий. Что и подтвердилось, когда эту тургруппу разместили в гостинице "Каравелла", одной из самых дешевых и неблагоустроенных.

Чтобы как-то скрасить шефу его туристический вояж, я решил заказать шикарный ужин на четверых в таверне "Вассиликос". Это было грубое нарушение правил конспирации, но мне до того осточертело шарахаться из стороны в сторону по малейшему, чаще пустому поводу, что я плюнул на все инструкции и, прихватив с собой клевую деваху, по-моему исландку (мы с ней изъяснялись в основном на языке любви и в постельном режиме, так как она знала не больше десятка слов на английском и немецком, и то в основном ругательства), ровно в десять вечера предстал перед безмолвно мечущим икру шефом. Он уже привел свою страхолюдину и теперь сидел за столом, уставленным закусками, как святой Антоний, искушаемый в пустыне дьяволом.

– Что это? – вместо приветствия, спросил он по-английски, указав глазами на стол.

– Питта[23], луби[24] с сельдью, стифадо[25]… – с невинным видом я начал перечислять блюда.

– С-сукин сын… – прошипел он рассерженным удавом, при этом мило улыбаясь моей подруге.

– Говорите свободно, она в английском ни бельмеса не смыслит.

– Ну? А как ты с нею общаешься?

– Вы отстали от жизни, мистер…

– Беклемишев, – поторопился подсказать Кончак. – Виктор Егорович.

– Очень приятно. Майкл Робинсон, менеджер. Мы с вами так давно не виделись… Так вот, по поводу моей дамы и вообще нравов современной молодежи…

– Ты до сих пор относишь себя к молодым?

– Она, – кивнул я в сторону глупо улыбающейся исландки, – совершенно в этом не сомневается. И, возвращаясь к нашим баранам, осмелюсь вас просветить, что в нынешние времена сексуальной свободы универсальным инструментом общения во взаимоотношениях индивидуумов противоположного пола и разных национальностей является не букет цветов, а комплект презервативов… извините, миссис. – Я изобразил смущение, глядя бараньими глазами на мымру в "химке".

– Сразил наповал, – буркнул шеф. – Между прочим, когда мы с тобой несколько часов назад говорили по телефону, ты мне обещал, что сегодня все пройдет без твоих обычных штучек.

Я покаянно опустил голову, мысленно расхохотавшись: Кончак до сих пор не может мне простить одной нашей конспиративной встречи в Афинах, которую я организовал в питейносексуальном заведении для "голубых".

– Мистер Беклемишев, вы так и не познакомили меня со своей женой…

Если бы шеф обладал способностью персонажа одного из романов Стивена Кинга метать взглядом огненные шары, то сейчас таверна уже горела бы синим пламенем. Но надо отдать ему должное – он нашел в себе силы промолчать, и лишь по его беззвучно шевелящимся губам я понял, что Кончак высказывает обо мне все, что думает, в совершенно непечатных выражениях и притом на "великом и могучем" русском языке.

– Ее зовут Светлана Игоревна… – разродился он наконец и потянулся за бутылкой узо.[26]

– Очень рад. – Я попытался показать мымре все свои зубы в неотразимой "голливудской" улыбке. – Майкл…

– Хватит дурака валять, – вернув мне улыбку, как теннисный мяч, сказала мымра на превосходном английском. – И давайте приступим к тому, ради чего мы здесь собрались. – Она решительно налила себе и моей подруге по бокалу сухого "Паломино" и обратилась к ней на неизвестном мне языке – неужели исландском? Ни фига себе…

– Между прочим, ее зовут Ингрид… молодой человек, – с нескрываемым осуждением промолвила она после того, как моя исландская дурочка едва не облобызала мымру на радостях, что встретила хоть одну родственную душу.

– Обалдеть… – пробормотал я на русском и тяпнул полбокала огненной узо.