Мёртвая Обитель [СИ]

— Я никогда не смел думать о вас столь дурно, — заверил Романцев обиженную гостью.

— Уверяю вас, я всегда ценила вашу заботу о сестре, — спешно добавила его супруга.

К счастью Калинина не увидела насмешливой улыбки, мелькнувшей на лице Устина, он явно не верил сестре Валеньки.

— Неужели и вы верите в это вздор? — я слышала, как он шепнул Мишелю. — Жду ваших язвительных замечаний…

— Увы, мой друг, это не вздор, — ответил он серьёзно.

Устин окинул его изумлённым взором. Лицо Мишеля было напряжено и задумчиво, он явно не собирался шутить.

— Я полагаю, что Валенька была особой слишком мечтательной и фантазия толкала её на необъяснимые поступки, — высказался Одинцов, — подобный нрав часто тяготит опекунов… На этом предлагаю завершить сей разговор…

Калинина ответила ему презрительной усмешкой.

Поразмыслив над нашим следствием, мы сделали вывод, что у каждого подозреваемого была возможность добавить яд в шампанское невесты графа. В ходе непринуждённой беседы с вероятными подозреваемыми мы узнали, что Валенька оставила свой бокал на столике, когда села за рояль исполнить песенку из любимого водевиля. В подобный момент, когда всеобщее внимание приковано к исполнителю, можно незаметно добавить яд в бокал. Столик заранее был отодвинут в сторону, на случай желания немного потанцевать под аккомпанемент рояля.

Напрасно я беспокоилась, что наш почти совместный с Мишелем приезд вызовет подозрения о наших отношениях. Граф и его гости были слишком заняты своими мыслями, чтобы обратить на нас внимание. Поэтому мы вновь продолжили играть холодную учтивость друг к другу. В эти минуты мне кажется, что Мишель, действительно, начинает охладевать ко мне, а некоторые его шутки только подтверждают мои подозрения. Разумеется, я не остаюсь в долгу, нанося ответный укол иронией. Потом, оставшись со мной наедине, Мишель говорит, что мои ответы больше похожи на кокетство, чем на насмешки.

Сегодня вечером я прихорашивалась у зеркала, готовясь выйти к ужину. Начинались сумерки, но свет вечерних лучей ещё освещал мою комнату. Задумавшись, я дотронулась ладонью до зеркала, вспоминая наши с Мишелем старания поговорить с призраком. На мгновение я почувствовала холод, будто чьи-то тонкие ловкие пальцы схватили меня за руку. Из темноты зеркала на меня смотрела она. Зажмурившись, я отдёрнула руку, и, открыв глаза, увидела только своё испуганное отражение.

Как только я переступила порог столовой, меня встретила шутка Мишеля.

— Александра Осиповна, вы столь взволнованы и печальны, будто увидели призрак? — спросил он игривым тоном.

Он догадался, что призрак преследует меня, но всё равно дразнит.

— Пока среди нас мне повстречался лишь один, — ответила я бесстрастно, насколько была способна, — обернитесь, и вы сами его увидите.

За спиной моего шутника висело зеркало. Мишель расхохотался.

— Я снова вами посрамлён, — вздохнул он с улыбкой.

Вскоре я пожалела о своей насмешке, в зеркале, действительно, мелькнул бледный призрак Лизаньки, её большие голубые глаза пристально смотрели на меня. От страха я переменилась в лице, но гости сочти мой испуг продолжением шутки… Только Мишель взволновано смотрел на меня, похоже, он всё понял.

Из дневника графа Романцева

30 июня 1837 года

Я заметил, что Лизанька испытывает необъяснимое волнение. Она стала молчаливой и настороженной, что совсем не похоже на её весёлый игривый нрав. Она избегает всех моих гостей, хотя раньше не упускала любой возможности поболтать с ними. Только общество Катерины не беспокоит Лизаньку, с ней моя сестра может подолгу разговаривать и даже улыбается. Да, со дня смерти Валеньки улыбка редко появляется на прелестном личике девочки.

Удивительно, что я попросил всех гостей остаться погостить. Наверно, человеческое общение в минуты горя — единственное, что помогает нам не сойти с ума. Спасибо Катерине, кажется, только она одна по-настоящему понимает мои чувства.

Лизанька очень беспокоит меня, не знаю, чем помочь дорогой сестрёнке. Глядя на страдания сестры, я невольно забываю о своём горе. Доктора тут бессильны, они во всём винят пережитые волнения, юные барышни очень впечатлительны. Не знаю, Лизанька ещё не успела привязаться к Валеньке, их отношения были дружескими.

Я чувствую, тут кроется иная причина? Может, Лизанька расскажет Катерине, что пугает её? Возможно, моя сестра чего-то боится… или кого-то?

15 июля 1837 года

Лизанька сама решилась рассказать мне о своём волнении, вызванном смертью Валеньки. Сестра предложила мне совершить прогулку верхом по окрестностям. Когда мы отъехали от усадьбы, Лизанька сказала мне:

— Прошу тебя, не говори никому… даже Катеньке, — просила она, глядя на меня умоляющим взглядом.

— Клянусь, я никому ничего не скажу! — пообещал я.

Лизанька огляделась по сторонам и, промолчав несколько мгновений, произнесла:

— Ты полагаешь, что Валеньку убили?