- Суда не будет, – Диттер допил отвар и, отставив флягу,икнул. – Прошу прощения, но… у меня нет ни малейшего желания тратить время на судебные разбирательства.
Кузина бросила на него взгляд, весьма, как по мне, далекий от благодарности.
- Но леди Осборн придется проявить благоразумие…
…покаяние.
И рекомендательное письмо настоятельнице Бернской обители… что ж, полгода в монастыре, глядишь, и добавят кузине, если не смирения,то всяко мозгов.Да и сплетни поутихнут.Большей частью.
Глава 8
- Почему? – этот вопрос я задала Диттеру, когда тот отвлекся от созерцания разгромленных покоев. Явно гадал, тут ему оставаться – кровать с большего не пострадала – или же рискнуть и потребовать новую комнату.Я не мешала.Мне даже было любопытно, что победит: здравый смысл или скромность.
- Простите?
- Почему вы ее отпустили? Эта сказка про ромалу… вы ведь понимаете, что не было никакой ромалы…
- Но при наличии хорошего защитника доказать этот факт было бы затруднительно.
Диттер тронул искореженную проклятьем створку. И носок поднял, пожеванный, обслюнявленный, но с виду вполне целый.
- Боюсь, новые правила и ограничения… не всегда способствуют процессу дознания.
Это да, раньше было проще.Иглы под ногти и никаких адвокатов.
- Ваша родственница сошлется на провалы памяти, слабое здоровье… лекари подтвердят, что и она находилась под действием зелья… если наносила на кожу, то что-то проникло в кровь,так что остаточные эманации зафиксируют. А уже там…
Он обошел темные пятнышки.А мое противоядие паркет попортило. Да уж… повезло ему, что живым остался. Выходит, не такой он и заморенный, каким выглядит.
- Но ведь дело не только в этом?
- Не только. У меня тоже репутация есть и… не хотелось бы прослыть неудачником, которого едва не подчинила сельская недоучка…
Это он зря. Городок наш, пусть и не так, чтобы велик, но не настолько же, чтобы деревней его обзывать.
- Понятно… в этом доме полно свободных комнат. Выбирайте любую.
Я развернулась.
- Спасибо, – донеслось в спину.
Да не за что…
…рассвет я встречала в лаборатории.Ждала даже.С любопытством и готовностью отступить в тень, если истории о непереносимости солнечного света окажутся правдой. Но нет. Огненный шар привычно показался над Гюртербродским лесом. Небо посветлело. Пошло пятнами – желтыми, розовыми, алыми… пожалуй, это было красиво.
В той моей жизни тоже случались рассветы.И пьяноватые.И дурманные.В компаниях сомнительного свойства. И были они красивы, в смысле, рассветы, а не компании, но не хватало им чего-то… покоя? Я сидела на подоконнике, любовалась солнцем и вертела в пальцах черный флакон с остатками зелья.Инквизитор не спрашивал.Кузина молчала, проявив редкостное здравомыслие.А я… я в жандармерии не служу,и раз уж дело решили не заводить, то… откуда он взялся у кузины? Зелья осталось не так, чтобы много. Состав я расшифровала , а соотношение компонентов и, главное, магический рисунок не снимешь – материала недостаточно.
Что остается?Спрятать в сейф. Там у меня изрядно всякого хранится… а пока… пока подумаю…например, над тем, что делать с дознавателем.Не то, чтобы он меня раздражал, но… неприятно как-то иметь рядом с собой человека, способного упокоить щелчком пальцев. С другой стороны, ничего не дается даром, особенно, если это касается божественного. И равновесие… если он может,то и я…
Как?Спуститься бы в храм, поговорить с Плясуньей… она не ответит. Она редко снисходит до людей, но вдруг да в намоленных стенах здравая мысль забредет в голову?
…но я сидела.Любовалась солнцем.И осмелев, открыла окно – толстое стекло, щедро сдобренное чарами, искажало мир – и подставила лицо рыжим лучам. Закрыла глаза. Вдохнула терпкий воздух…хорошо.Жить хорошо.Даже если ты умер.
Спустя три дня в городской ратуше при изрядном количестве народа, который у нас любит разного рода сборища, не делая особой разницы между ярмаркой и публичной казнью, состоялось торжественное оглашение. И мэр долго и восторженно вещал о воле богов.Чуде.И благодати, которая вместе с моей персоной снизойдет на город. Это он, конечно, зря… у Плясуньи, как показывают хроники, собственное понятие о благодати.Левый глаз мэра подергивался, в правом виднелась тоска по упущенной выгоде: о некоторых наших проектах дражайшие родственники не знали, а следовательно, вряд ли додумались бы потребовать возврата долгов. Мэр то и дело хватался за грудь, кривовато улыбался.Кивал.И смахивал кружевным платочком притворные слезы. Городской казначей был куда более сдержан.
- Я рад за вас, - неискренне проскрипел он, сунув в руку мятый чек.
Вот это правильный человек.Пренеприятный, конечно, но к финансовым обязательствам относится крайне серьезно. Подозреваю, что исключительно благодаря его усилиям город еще не растащили.