Ну нет, в милицию никак нельзя. Если на студии узнают (а узнают обязательно!) об этой пакостной истории, то мою картину тут же закроют. Немедленно. Безо всяких разговоров. Над ней и так с самого начала дамоклов меч висит. Как там этот мудрец Сурин прочирикал… «Вы хотите снять несоветский фильм!» Вот ведь радетель за все советское выискался! Воображаю, как он обрадуется, когда узнает о том, что в моем сарае застрелился бывший однокашник. «Вы с ним вместе учились, хе-хе? И вот через десять лет он разыскал вашу дачку, хе-хе? И там покончил с собой, хо-хо? Из-за бабы, ха-ха? Из-за заслуженной то бишь артистки Аллы Лавандовой, хы-хы?!»
Ну нет. Не доставлю ему такого удовольствия. Ни ему, ни всем остальным. Никто ничего подобного никогда не скажет!
То есть что это я? Не стану заявлять?.. Ну, конечно, не стану. А как тогда?.. А никак. Кому он нужен, этот Носов? Он и живым никому не был надобен, а уж мертвым и подавно. Да, да, с вероятностью девяносто девять и девять его никто не хватится. То, что он здесь у кого-то гостил, разумеется, чушь. Он оказался здесь исключительно из-за меня. И его, возможно, даже никто тут не видел. Никто кроме меня. А если еще кто и видел, то едва ли запомнил. И, уж конечно, никто из моих соседей его не спохватится.
А если спохватится кто-то из его родственников? Вот хоть убей, не могу сейчас вспомнить, говорил ли он хоть когда-нибудь о своей семье, своих родителях?.. Нет, не помню. Допустим, даже кто-то у него есть. Но не оставил же он им записку, что едет ко мне для самоубийства…
Одним словом, решено. Я никому ничего не скажу. И очень скоро кошмарная история забудется. Вот только труп. Как быть с трупом?..
Я вновь подошел к сараю — и с замиранием сердца заглянул в щель между досками. Лежит. По-прежнему лежит. Хм, как будто он может вдруг взять и встать.
Не закопать ли его прямо там — в сарае? Все равно я им не пользуюсь. И не надо будет никого никуда перетаскивать. Эта мысль показалась мне здравой. В тот момент мне бы и не такая мысль показалась здравой.
Я собрал все свое хладнокровие, взял лопату и пошел в сарай. Руки тряслись, но я все-таки выкопал яму. С отвращением спихнул туда ногами Носова вместе с его ружьишком — и стал спешно засыпать труп. Лишнюю землю я рассыпал по участку там и сям небольшими горстями.
А в сарае все стало почти как прежде. Земля такая же ровная. Сейчас еще можно заметить, что она свежевскопанная, но думаю, что через несколько дней…
Впервые за сегодня я посмотрел на часы. Ого! Уже восемь вечера. Что же я так долго возился? Только сейчас я осознал, что за весь день не съел ни крошки и даже ни глотка воды не выпил. Вот и такое, значит, бывает.
Наскоро набив рот остатками своих запасов, я сел в машину — и рванул в город. Завтра ведь съемка…
Лишь когда я примчался домой, вбежал в квартиру и крепко обнял Аллу, то вздохнул свободно. Вернее, мне только показалось, что свободно. Алла тотчас заметила во мне какую-то перемену, но сразу ничего не сказала. Начала, по обыкновению, беспечно щебетать с оттенком своей всегдашней иронии:
— Ну что, дачник, на славу потрудился?
— Еще бы, — попытался я ответить ей в тон. — Все в полном. Надеюсь, в следующие выходные уже поедем на дачу вместе.
— И я надеюсь. Хоть впервые за год из Москвы выберусь. Пусть только в Подмосковье… Ой, что это? — вдруг осеклась Алла, остановив на мне взгляд.
— А что такое? — якобы удивился я и даже оглянулся. Сделал попытку отшутиться, но попытка не удалась.
— На тебе лица нет, — недоуменно выговорила Алла, дотрагиваясь до моей щеки.
— Как это нет? — возразил я, прикасаясь к другой своей щеке. — По-моему, все на месте.
— Перестань, — поморщилась Алла. — Скажи лучше сразу: там что-то случилось, на даче? Или, может, по дороге?
— Да ничего не случилось, — с досадой ответил я и, помимо своей воли, встал и зашагал по комнате. — Все нормально… Просто устал, может быть…
— Да? — подозрительно спросила Алла.
— Ну да! — воскликнул я, наконец посмотрев ей в глаза.
— Ну хорошо тогда, — вроде бы расслабилась она. — А что у нас там завтра? — переключила она разговор на работу.
— А ты еще не готовилась? — делано возмутился я.
— Да что там готовиться, — отмахнулась моя любимая артистка. — Ты мне десять фраз написал на весь сценарий.
— Зато главная роль, — парировал я.
— Ты любую манекенщицу мог бы пригласить, — к Алле вернулся ее шутливый тон. — Она ничуть не хуже смогла бы сыграть. Ведь и играть особо ничего не надо. Ходи и… как ты там говорил?
— Ходи и являй собой красоту, — охотно напомнил я.
— Вот-вот, являй собой… Так что манекенщица, по-твоему, не справилась бы? Среди них очень хорошенькие попадаются.
Я умилился, подсел к Алле и обнял ее за плечи:
— Мне не нужны ни хорошенькие, ни даже очень хорошенькие. Мне нужна подлинная красавица. И с богатым внутренним содержанием. Словом, более подходящей кандидатуры на эту роль, чем ты, я во всем Союзе не найду.
— Горе ты мое, — нежно проворковала Алла и, не выпутываясь из моих объятий, запрокинула голову назад. Я тотчас припал горячими губами к ее белоснежной шее.