Тут решалась моя участь, и нельзя было промахнуться, необходимо было довести преступление до конца. Проклятый череп трещал под моими ударами, его кости ломались с сухим и жестким треском, кровь заливала мои руки и наконец, когда я увидел его окровавленные куски с самоуверенными орбитами по обеим сторонам моих колен, я вскочил на ноги, швырнул топорик на пол и быстро выбежал из комнаты. Затем я, весь дрожа от волнения, быстро оделся, запер на замок дверь и со всех ног бросился вон от проклятого места с тем, чтобы больше никогда туда не возвращаться и начать новую счастливую жизнь после такой победы, какой еще не удостаивался ни один человек на свете.
Я стал шататься по городу, опьяненный своим успехом, почти счастливый, с взбитыми нервами, без усталости. Но затем, постепенно, мое душевное настроение стало как будто понижаться. В душу мою снова стал возвращаться страх. Еще не светало, кругом было тихо, ночь рождала свои безмолвные и жуткие звуки и я почувствовал, что я окружен вселенной, необыкновенно страшной своей темнотой и бесконечностью, в которой я оказался одиноким и беспомощным, без угла и пристанища. И в то же время власть черепа снова приближалась ко мне, череп стал опять влечь меня к себе с той же силой, как до моего преступления, и я постиг, что преступление мое было неправильное и бесполезное, что я допустил безумную, непоправимую ошибку, которая должна погубить меня и привести к тому концу, от которого я хотел убежать и спастись. И, блуждая по городу, садам, по всем закоулкам и площадям, я неимоверно страдал от сознания того, что спастись я мог только тогда от гибели, если бы я не отходил от черепа, сторожил бы его, сделал бы его своим пленником и ни на минуту, ни на миг не расставался бы с ним. И все это давалось мне в руки, сама судьба послала мне его для моего спасения и счастья, а я так изменнически, коварно и подло поступил с ним. И я понял, что никуда и никогда я не укроюсь от раскаяния и угрызения совести, которым не будет конца…
Эта рукопись найдена была в один осенний день при самоубийце, который висел в городском саду. Руки несчастного были в ссадинах, царапинах, порезах и окровавлены, так что сначала даже явилось подозрение о насильственной смерти. Но затем следствие доказало наличность самоубийства.
МОЙ ЧАС[8]
Весна была, как лето, жаркая и пряная. Больные выбрались в сад, который был еще голый, без зелени, но уже полный вкусного аромата. От легкого, теплого и мягкого ветерка по саду пробегал трепет радости, а в воздухе чудились улыбка и словно вздох облегчения.
Больные разместились по саду и каждый вел себя по особенностям своей болезни. Одни сосредоточенно смотрели вверх, другие с таким же глубоким вниманием смотрели себе под ноги. Одни сидели, другие двигались по тропинкам и дорожкам аллей, одни молчали, в то время как другие рассуждали сами с собой, каждый по-своему, то размахивая руками, пылко и сердито, то бормоча что-то про себя, никого не видя и ни на что не обращая внимания.
Доктор Антонов также прельстился погодой и долго стоял перед лестницей на веранде, оглядывая сад, небо и больных. Наконец он спустился по лестнице, подошел к первому больному, спокойно сидевшему на скамейке, занял около него место и ласково, но осторожно заговорил с ним.
— Мы почти с вами не знакомы, вы здесь недавно и я не успел к вам приглядеться.
Больной приветливо улыбнулся, и доктор за это дружески пожал ему руку.
— Мне здесь хорошо, — просто обратился к нему больной. И эта непосредственность хотя удивила как будто Антонова, но и понравилась ему. Этот больной вызвал его симпатию, ему захотелось побеседовать с ним запросто, по-приятельски, без всякой докторской сноровки.
— У вас очень хороший вид, мне это крайне приятно, — искренне сознался Антонов, — хотя вы были и не под моим наблюдением, но сейчас заметно, что вы определенно поправляетесь. Я радуюсь за вас.
— Сказать вам откровенно, — произнес со светлой улыбкой больной, — я вовсе не был болен.
Доктор не мог удержаться от смеха, так ему понравился уверенный тон его соседа.
— По какому же недоразумению вы попали сюда? — пошутил он, ласково глядя на своего собеседника в халате.
— Так вышло, — простодушно ответил больной, не смущаясь недоверием доктора. Последний, по-видимому, заинтересовался завязывающейся темой и спросил, стараясь говорить серьезно, дабы не нарушить настроения больного:
— Если вы здоровы, то почему же вас здесь держат? Я бы на вашем месте ушел отсюда. Смотрите, как хорошо, весна, отовсюду выползает жизнь, проглядывает будущее, рвется свежая, нарождающаяся сила…
Антонов внимательно следил за больным, но последний отнесся к его словам более чем спокойно, даже с легким пожатием плеч.
— Чем же здесь плохо? — с недоумением спросил он. — Разве здесь нет весны и всех ее прелестей?
Антонов не скрывал своего удивления.
— Но там, за этими стенами, теперь жизнь бьет ключом, другие интересы.
Неизвестно, что дальше продолжал бы говорить доктор, но то резкое движение раздражения, которое сделал больной, невольно заставило его прервать свою речь.