Читаем Мертвая свеча. Жуткие рассказы полностью

Андрей, как бы чувствовавший то, чем жил теперь Лосев пред мешком, понял, что для него, как для Лосева, нет более жизни, что она кончена, что все оставшееся на свете: служба, карьера, семья, общество, народ, наслаждение, что все это прошло, не важно, не нужно и не имеет значения для жизни, которая ушла вместе с Лосевым, смысл которой уничтожен тем, чему он был свидетелем…

Андрей необыкновенно отчетливо видел, как палач придержал мешок у плеч Лосева, внимательно заглянул ему в глаза и сочувственно обратился к нему с несколькими словами. Лосев, с лицом мертвеца без выражения и взора, слабо шевельнул губами в ответ палачу…

И, явно удовлетворенный, Юшков, подняв высоко брови, мягко положил Лосеву на голову руки, закрыл ее мешком и осторожно, придерживая его за плечи, повлек к виселице…

И когда палач установил Лосева на ступеньки и взялся за петлю, он прямо и быстро отыскал глазами Андрея и с улыбкой загадочности сильно кивнул ему головой…

Тяжкий, безумный крик был ответом палачу… Он всех словно ударил своей страдальческой силой и страстью… Андрей бросился вперед — нельзя было медлить ни одной секунды, или он — не человек… И стремясь в страшном порыве вперед на помощь жертве преступления, он уже видел ее в фантазии, так как померк свет, уплыли из глаз и памяти предметы и люди, и Андрей повалился в бесчувствии на влажную землю…

VII

Очнулся Андрей в высокой и душной кордегардии среди окружавших его чиновников, офицеров и полицейских. Они смотрели на Андрея с сочувствием и с снисхождением к его слабости, и были оживлены и довольны тем, что казнь сошла благополучно благодаря их стойкости. На душе у них было легко, они уже не боялись хороших мыслей и чувств. Они беседовали о посторонних вещах и старались показать, что думают обо всем, только не о совершенной казни, как о факте, менее всего достойном внимания и значения…

Андрей сидел среди них в состоянии полного бессилия и растерянности и не слушал обращенных к нему успокоительных фраз и слов. Ему теперь было более страшно, чем когда-либо, он боязливо смотрел на окружавших его людей, видя в них соучастников своего преступления, сроднившего всех на всю жизнь. Андрей стыдился того, что у него хватило сил пережить все это, и убеждался в своей безнравственности и жестокости. Он знал, что ему ничем не искупить грех преступления, потому что он совершил его более сознательно, чем другие.

Андрей исподлобья оглядывал всех, и ему казалась невероятной мысль, что после всего того, что эти люди сделали, они отправятся, как ни в чем не бывало, по домам, смогут целовать своих детей, жен и матерей, говорить о делах, совести и честности, молиться, говеть, целовать крест, спокойно спать, смеяться, веселиться. Им будут подавать руку, они станут заботиться о будущем, о старости, думать о добре и зле и вообще жить, как живут все обыкновенные люди. И это его убедило, что на свете ничего высшего не существует, что оно лишь продукт человеческой фантазии для внешнего смягчения человеческой безнравственности и общего обмана, так как, если было бы иначе, то на свете не могло бы происходить то, что случилось сегодня ночью…

Дверь отворилась, и в кордегардию вошел палач. Он был уже без прицепной бороды, и лицо его так же, как и у других, носило следы утомления. Он не имел уже того импонирующего вида, как во время казни, был скромен и прост. При его появлении все сделали общее движение, словно в порыве уйти — палач им был неприятен. Все казались смущенными от воспоминания о недавней совместной работе, и не могли сдержать чувства явной брезгливости к личности палача…

Юшков, по-видимому, сам чувствовал это и примирился — как с неизбежным последствием его положения и профессии. Но Андрея эта сцена сразу оживила — словно его ударили по лицу, жестоко оскорбили. Затрепетав в негодовании, он вскочил, готовый броситься к толпе. Ему стало необыкновенно обидно за Юшкова, им овладели стыд, презрение к себе и к своим сообщникам. Поведение всех показалось ему верхом недобросовестности, так как палач был выше их, прямее и искреннее; он хотел крикнуть всем, что они обязаны Юшкову исполнением черной работы их общего преступления, и сочувствовать ему. Андрею стало так мучительно страшно, будто он очутился в мешке палача, скрывшись в нем навсегда…

И, страдая от нестерпимой потребности покаяния, Андрей в безумном отчаянии содрогнулся от сознания, что нет на всем свете человека, пред которым можно покаяться. И в безнадежной, тяжкой тоске Андрей бросился к палачу, схватил его судорожно за руку, опустился на колени и простонал со страстной и мучительной мольбой:

— Юшков, Юшков, казни всех нас, ведь мы убийцы, подлые убийцы…

ДЕТИ В ГОСТЯХ У ПАЛАЧА[13]

I

В отдельной камере полицейского участка сидел у окна арестант Василий Юхнов и упорно смотрел на двор…

Перейти на страницу:

Все книги серии Polaris: Путешествия, приключения, фантастика

Снежное видение. Большая книга рассказов и повестей о снежном человеке
Снежное видение. Большая книга рассказов и повестей о снежном человеке

Снежное видение: Большая книга рассказов и повестей о снежном человеке. Сост. и комм. М. Фоменко (Большая книга). — Б. м.: Salаmandra P.V.V., 2023. — 761 c., илл. — (Polaris: Путешествия, приключения, фантастика). Йети, голуб-яван, алмасты — нерешенная загадка снежного человека продолжает будоражить умы… В антологии собраны фантастические произведения о встречах со снежным человеком на пиках Гималаев, в горах Средней Азии и в ледовых просторах Антарктики. Читатель найдет здесь и один из первых рассказов об «отвратительном снежном человеке», и классические рассказы и повести советских фантастов, и сравнительно недавние новеллы и рассказы. Настоящая публикация включает весь материал двухтомника «Рог ужаса» и «Брат гули-бьябона», вышедшего тремя изданиями в 2014–2016 гг. Книга дополнена шестью произведениями. Ранее опубликованные переводы и комментарии были заново просмотрены и в случае необходимости исправлены и дополнены. SF, Snowman, Yeti, Bigfoot, Cryptozoology, НФ, снежный человек, йети, бигфут, криптозоология

Михаил Фоменко

Фантастика / Научная Фантастика
Гулливер у арийцев
Гулливер у арийцев

Книга включает лучшие фантастическо-приключенческие повести видного советского дипломата и одаренного писателя Д. Г. Штерна (1900–1937), публиковавшегося под псевдонимом «Георг Борн».В повести «Гулливер у арийцев» историк XXV в. попадает на остров, населенный одичавшими потомками 800 отборных нацистов, спасшихся некогда из фашистской Германии. Это пещерное общество исповедует «истинно арийские» идеалы…Герой повести «Единственный и гестапо», отъявленный проходимец, развратник и беспринципный авантюрист, затевает рискованную игру с гестапо. Циничные журналистские махинации, тайные операции и коррупция в среде спецслужб, убийства и похищения политических врагов-эмигрантов разоблачаются здесь чуть ли не с профессиональным знанием дела.Блестящие антифашистские повести «Георга Борна» десятилетия оставались недоступны читателю. В 1937 г. автор был арестован и расстрелян как… германский шпион. Не помогла и посмертная реабилитация — параллели были слишком очевидны, да и сейчас повести эти звучат достаточно актуально.Оглавление:Гулливер у арийцевЕдинственный и гестапоПримечанияОб авторе

Давид Григорьевич Штерн

Русская классическая проза

Похожие книги