Мертвая тишина [СИ]

И я смотрю в эти глаза, наполненные ужасом и чувствую, как начинает сводить скулы от желания обжечься об это солнце. Костяшками пальцев провёл по щеке, вздрогнув, когда кожу пронзило разрядом тока… и когда в голове раздался истошный крик протеста.

— Я бы отдал несколько вечностей за то, чтобы ты была лишь отражением в зеркале… красивым, бездушным… картинкой, которую можно не видеть, никогда не знать, просто не заходя в комнату с зеркалами.

Она задрожала, продолжая затравленно смотреть на меня этим невыносимым сиреневым взглядом, а я закрыл глаза, позволяя себе просто насладиться ощущением тепла ее кожи.

— Я бы сделал что угодно за такую возможность… если бы я знал, что убив тебя, я навсегда избавлюсь от этой зависимости…, - отпустил ее лицо, чувствуя, как продолжает жечь пальцы даже на расстоянии от неё, — если бы знал, что с твоим последним вздохом эта тварь, — открыть глаза, жадно впитывая в себя страх, отражающийся за фиалковой завесой взгляда, — моя одержимость тобой издохнет, — чувствуя, как заструилась ярость в венах, — если бы…, - схватить её за затылок, резким движением приближая к себе ее лицо, — но неееет… она только крепнет, — впиться в подрагивающие губы обозленным укусом. До крови, пока не затрепыхалась от боли, — она только становится сильнее. день ото дня, — отбросил её от себя так сильно, что она ударилась о зеркало спиной, разбивая его на осколки, на сотни изображений самой себя, сползающей на пол.

Склониться к ней, становясь на одно колено, глядя на брызги крови на зеркалах.

— Ты проведешь эту вечность в моем Аду, Марианна. Я покажу тебе, каково это — быть одержимым дьяволом. Быть одержимым тобой.

* * *

Он низким сиплым голосом, словно уже давно сорвал голосовые связки. Даже это в нем изменилось… исчез тот бархатный и обволакивающий тембр который я так любила и самое ужасное не это… самое ужасное, что моя любовь как какая-то вирусная зараза, мутирует вместе с его изменениями. Мутирует и перекидывается на все эти новые черты, новый голос, новый взгляд она, как проклятая преданная сука, натасканная лишь на его молекулы днк, на его сущность и ей плевать какими станут: внешность моего палача, голос, кожа и запах. Она узнает его в любом обличье и униженно будет ползать у его ног вылизывая ему пальцы, те самые, которыми он ее бьет и увечит. Это отвратительно… но это же и сводит с ума. Понимание — что я до сумасшествия люблю его даже таким. Боюсь… ту тварь что живет в нем и люблю его. Вот она цена нашего общего проклятия — он чувствует тоже самое. И я ощущаю, как триумфально грохочет сердце в горле после этих признаний. Да, это не признания в любви, это даже не диалог, а скорее монолог. Ему плевать отвечу я или нет. Точнее он лишил меня возможности отвечать за ненадобностью. Но я все равно его слышу и от осознания этой адской одержимости кровь начинает сильнее нестись по венам. Да, Николас Мокану, я твое проклятие как и ты мое. И никогда тебе от него не избавиться. И этот голодный укус до крови, и эта отчаянная ярость когда осколки стекла посыпались на пол вокруг меня — все это принадлежит нам обоим. Как бы ты не омертвел я могу вывести тебя на эмоции. Я одна. Потому что я видела тебя мертвым и жутким с другими, а со мной ты восстаешь из могилы хотя бы ради удовольствия меня мучить и меня от этого бросает в дрожь сумасшествия. Тогда в моей келье… когда вошел на секунду и увидел меня обнаженной. Я слишком хорошо тебя знаю. Знаю этот блеск в глазах и дикий взгляд. Это остается неизменным.

Я вдруг поняла, что я сильнее. Пока он так зависим и одержим мною я сильнее, потому что он всегда будет приходить за своей дозой и в эти моменты я буду отчаянно воевать с той тварью, что живет внутри него. И он либо убьет меня, либо вернется ко мне. Поднялась с пола и вызывающе посмотрела ему в глаза, облизывая окровавленные губы… я ведь тоже одержима им как дьяволом, и я знала зачем этот дьявол пришел сегодня ко мне. Мы оба это знали.

* * *

Выстрелом в упор. На поражение. Острым возбуждением по позвоночнику. По венам, закипевшим в долю секунды. С грохотом, взорвавшимся в ушах от этого дерзкого движения. Нааааглооо. Потому что именно это я увидел в ее глазах. Там, где только что плескался откровенный страх, появился самый настоящий вызов. Вызов, брошенный не в лицо, нет, куда глубже — под кожу. Туда, где клокотало бешенство рванувшегося с цепи зверя. Он зарычал так, что, показалось, на мгновение, на доооолгое мгновение, пока десятки отражений медленно облизывали израненные губы… показалось, что задрожали зеркала. Все. Вся комната сотряслась. Но эта дрянь… эта дрянь, на дне зрачков которой я видел собственное оскалившееся лицо, стояла прямо, ожидая моего хода. Как обычно, блядь. Крушила мой мир одним легким движением, продолжая твёрдо стоять на ногах.