Гуров умолк, откинулся на спинку стула и стал смотреть на Гену долгим и внимательным взглядом. Охранник был ему понятен, что называется, от начала и до конца, и снаружи, и внутри, и по диагонали, а потому он знал, какие ему слова скажет в дальнейшем и что Гена ответит на эти слова и вообще как себя поведет. То есть если охранник и впрямь был причастен к хранению выкраденных у убитой старухи раритетов, то он обязательно в этом сознается. Поупорствует какое-то время, но сознается.
– Но ты, Гена, не опасайся стариковских угроз, – нарочито серьезным тоном произнес Гуров. – Что старики! Пошумели и забыли. Тебе, Гена, сейчас нужно бояться другого – тюрьмы. Вот чего тебе надо опасаться.
– Э-э… – растерянно проблеял охранник, явно не ожидавший таких слов от Гурова. – Какой тюрьмы… почему? За что?
– За соучастие в убийстве старушки! – наклонившись к самому лицу Гены, шепотом произнес Гуров. – Той самой, которую убили в саду. Вот тут-то ты влип по самое не балуй! За то и ответишь по закону!
– Я не убивал никакой старушки… никого я не убивал! – нервно воскликнул Гена.
– Разве я сказал, что ты ее убил? – совсем иным, на этот раз удивленным тоном спросил Гуров. – Федор Ильич, ты слышал от меня такие слова?
– Нет, – с важным видом ответил Федор Ильич.
– Вот видишь, Гена, ничего такого я не говорил. Я сказал – за соучастие, а не за убийство. Но это без разницы. Что за убийство, что за соучастие – а тюрьма все едино. Так что плохи твои дела, Гена. Можно сказать, совсем никудышные.
– Какое соучастие? – вскинулся охранник. – Выдумываете вы все! Нигде я не участвовал… не соучаствовал!
– Не соучаствовал, говоришь? – Гуров вновь перешел на полушепот. – Может, ты скажешь, что и сверточка никакого не принимал ни от кого на хранение?
Гуров произнес эти слова и понял, что попал прямо в цель. Слова о сверточке Гену потрясли, уничтожили и добили.
– Э-э… А-а… О-о… – проблеял Гена.
– Ты можешь проблеять хоть весь алфавит, включая мягкий и твердый знаки, и все равно это тебе не поможет! – с напором произнес Гуров.
– Точно! – подтвердил Федор Ильич. – Потому что нам все известно!
– Вот именно! – энергично махнул рукой Гуров. – Ну, так где он?
– Пакетик? – с готовностью спросил Гена.
– Да.
– У меня дома… лежит… но я его не открывал и не знаю, что в нем.
– И кто же его тебе дал? – опять навис над Геной Гуров. – Мы, конечно, и без тебя знаем, но надо, чтобы сказал ты. Потому что иначе сядешь за соучастие. А скажешь – будешь всего лишь свидетелем. Ну, так кто же?
– Этот… дед Пыня, – признался Гена. – Сказал, чтобы я его хранил и никому не показывал. И еще – никому не рассказывал. Вот…
– Молодец, Гена! – похвалил Гуров. – А теперь остается последний, самый главный шаг – отдать этот пакет нам. И уж тогда тебя точно не посадят.
– А вдруг он узнает… Пыня? – засомневался Гена. – Ведь он велел, чтобы строго-настрого…
– А мы никому не скажем, – успокоил Гену Гуров.
– А если он захочет его взять… пакетик? Скажет, чтобы я его принес… А его – нет…
– А мы сделаем вот что, – сказал Гуров. – Ты на пару деньков уедешь из города. У тебя есть куда уехать?
– Да, к маме в деревню.
– Вот и отлично. Значит, поезжай к маме в деревню и сиди там не высовываясь. Денька этак два или три. И все будет хорошо.
– А дед Пыня? – в страхе спросил Гена.
– Ну, там-то он тебя не найдет. Откуда ему знать, где ты? А через три денька можешь возвращаться. Уж тогда-то деду Пыне будет не до тебя и не до пакета.
– И тогда меня не посадят? – с надеждой спросил Гена.
– Не посадят! – бодрым голосом подтвердил Гуров. – Ну, так пошли, что ли?
– Это… куда? – не понял Гена.
– Да за пакетом, куда же еще? Мы, значит, пойдем все вместе, и ты его нам отдашь. Понял?
– Понял.
– Вот и славно, – лучезарно улыбнулся Гуров. – Бодрей держись, Гена! Выше нос! Только вот что… Не вздумай от нас по пути убегать. Во-первых, далеко не убежишь, все равно поймаем. А во‐вторых, тогда-то сядешь точно. За соучастие.
– Не-не-не! – горячо заверил Гена. – Не побегу! Что я, дурак?
– А кто говорит, что ты дурак? – удивился Гуров. – Наоборот. Ты умный парень! Вот как славно мы с тобой поладили! Ну, поднимайся да и пойдем.
Идти оказалось не так и долго, Гена жил недалеко от дома престарелых. Пришли к двухэтажному, старой постройки дому, вошли в небольшую и захламленную квартиру.
– Не женат? – спросил Гуров, осматриваясь.
– Нет, – отчего-то засмущался Гена. – Не женат.
– Ну, какие твои годы, – ободрил Гуров. – Женишься еще.
Гена опустился на четвереньки и полез под кровать. Вскоре он оттуда вылез с картонной коробкой. Открыв коробку, вынул из нее обычный полиэтиленовый пакет, чем-то до половины набитый и перевязанный кусочком шпагата.
– Вот, – сказал Гена. – Пакет. А что в нем, я не знаю.
Гуров взял пакет, какое-то время с задумчивым видом подержал его в руках, будто взвешивая, затем развязал шпагат и заглянул внутрь.
– Письма, – сказал он, обращаясь к Федору Ильичу. – Как мы и предполагали…