– Село Тавшино, а как найти к нему дорогу, я объяснил. Вызывайте местных, – приказал Гуров и бросил быстрый взгляд в окно, на стену крепкой бревенчатой избы, где ожидал увидеть табличку с названием улицы и номером дома, но вдруг рядом с дверью автомобиля возник крепкий мужчина, одетый, несмотря на мороз, в тонкую водолазку синего цвета. Мужчина постучал в окно, и Гуров опустил стекло.
– Извините, – вежливо произнес незнакомец, наклонившись, чтобы показать свое лицо, – вы тут загородили дорогу, я выехать не могу.
Первое утверждение было ложным – подъезд к ближайшему забору «Форд» не перекрывал, а всего лишь прижимался к нему левым боком, да и то не очень близко.
– Вряд ли я смогу кому-то помешать, – отрезал Гуров.
– Не веришь? – развел руками мужчина. – Выйди и посмотри.
– Мне и отсюда все хорошо видно, – ответил Лев Иванович, но на всякий случай отвернулся от окна и, держась за спинку пассажирского сиденья, обернулся. А в следующий миг мир в глазах Гурова померк, и он потерял сознание.
Тонкая паутинка моталась прямо перед глазами. Гуров пару секунд смотрел на нее, пытаясь осознать, что произошло, а потом ощутил головную боль. Он хотел было приложить руку к лицу, но не смог – обе руки были крепко зафиксированы за спиной. Сам он сидел на полу. Тот, кто притащил Гурова в помещение, заботливо прислонил его к кирпичной стене. Кажется, серьезных травм он не получил, иначе чувствовал бы себя намного хуже. Прикрыв один глаз от боли, он смог осмотреться и сделать кое-какие выводы.
Мужик, которого он увидел перед тем, как потерял сознание, хорошенько ему врезал. Ни сил не пожалел, ни здоровья. У Гурова ломило всю левую часть лица. Мог бы и убить, но не стал этого делать или не успел, а теперь уже и не спросишь. А теперь Гуров заточен в подвале с бетонным полом и кирпичными стенами. Окно маленькое, света даже в ясный день маловато. Значит, должен быть другой источник света, но ни на потолке, ни на стенах не видно лампочки или светильника. Сам подвал не был заброшен, сюда явно наведывались. У дальней стены стояла раскладушка с кучей тряпья, рядом с ней две канистры и пластиковое ведро, неплотно прикрытое крышкой. Запах неприятный, словно неподалеку сортир со сломанной дверью и неработающим сливным бачком, и одному богу известно, откуда так сильно несет.
«Стас, – вспомнил Гуров. – Село Тавшино. Как долго я тут сижу?»
То, что его заметили, было понятно. Скорее всего, следуя за «Волгой», Гуров прокололся, позволив тем, кто в ней ехал, понять его намерения. Они трижды подвергали его проверке, останавливаясь по пути в самых различных местах, и каждый раз, заметив его «Форд», ругались, наверное, от души. Гуров тогда еще не знал, насколько бесполезными были его попытки остаться незамеченным. Скорее всего, решение избавиться от него было принято преступниками еще до того, как они заехали в село.
«Наверняка заметили, что я по телефону разговаривал», – подумал Гуров.
Положение было, как говорится, из рук вон плохо. Очевидно, преследуемые поняли, что им лучше не задерживаться, а вот Гурова можно оставить в доме, который они покинут. Сначала, конечно, подослать кого-то более мощного, чтобы вырубил его точным ударом, без лишней мороки, а потом запереть. «Форд» с «новыми» номерными знаками тоже можно убрать, тем более что те же номера можно очень быстро перевесить.
Получается, что Лев Иванович сам себе отрезал все пути назад. Найти его будет очень трудно.
Он мотнул головой. «Приди в себя немедленно, – приказал он самому себе. – Не в прорубь сбросили, а живым оставили. Это что значит? Правильно. Планируют вернуться, чтобы убрать труп. Или вообще не уезжали, а ты со своими фантазиями уже свадьбу сыграл. Ты им нужен – они захотят познакомиться поближе. О том, что ты из полиции, уже знают. Твой мобильник у них в руках. Машина – тоже. Будут требовать обменять тебя на свою свободу».
Мысли прыгали одна выше другой, но в единое целое собирались неохотно. Гуров попытался подняться на ноги, и ему удалось это сделать. Его ноги тоже были связаны серой изоляционной лентой. Прыжками добравшись до окна, он понял, что посмотреть в него не удастся, поскольку стекло было покрыто какой-то мутной субстанцией, сильно смахивающей на канцелярский клей. Через этот слой клея невозможно было что-либо рассмотреть.
Гуров прислушался. Где-то недалеко, возможно, даже в доме, звучали голоса, но настолько тихо, что слова разобрать было невозможно. Прислонившись спиной к стене, Лев Иванович некоторое время выжидающе смотрел на потолок. Показалось или нет?
– Не поможет, – вдруг услышал он слабый голос. – Я пытался. Не помогло.
Гуров вздрогнул и посмотрел в ту сторону, откуда раздался голос. У стены стояла раскладушка. То, что казалось грязными тряпками, было человеком. Несмотря на плохое освещение, его удалось рассмотреть. Лет пятидесяти, худой. Одет в бежевый свитер с крупным коричневым узором на груди и серые джинсы. От холода его спасала темная куртка, которая, очевидно, служила ему и одеялом. Мужик сидел на раскладушке, опираясь локтями о колени, и рассматривал Гурова.