Мертвая ведьма пошла погулять

И феек крепко стиснул зубы. Я просто не знала, что сказать, а потому лишь кивнула. От Дженкса помощи было куда больше, чем в самых радужных моих ожиданиях. Испытывая неловкость за такую недооценку, я принялась раскладывать страницы в нужном порядке. Их там было немного, и чем больше я читала, тем больше меня все это обескураживало.

— Согласно вот этому документу, — сказал Дженкс, становясь на первую страницу и упирая руки в бока, — Трент последний представитель своего рода. Его родители умерли при странных обстоятельствах, которые буквально сочатся магией. Почти вся домашняя прислуга была под подозрением. Прошло три года, прежде чем ФВБ и ВБ наконец сдались и официально решили закрыть на это дело глаза. Я просмотрела официальный отчет следователя ВБ. Мои усы дернулись, когда я узнала его имя: Леон Бейн, тот самый, которого в итоге размазали по парадному. Интересно.

— Его родители отказались объявлять о своей принадлежности к людям или Внутриземцам, — сказал Дженкс. — Как, впрочем, и сам Трент. И от них осталось слишком мало, чтобы проводить вскрытие. Подобно своим родителям, Трент берет на работу как людей, так и Внутриземцев. Всех, кроме фей и фейков.

Ничего удивительного. Зачем напрашиваться на судебный процесс о дискриминации?

— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказал Дженкс. — Но Трент, похоже, не склоняется ни на ту, ни на другую сторону. Его личные секретарши всегда колдуньи. Его нянечка была человеком с весьма высокой репутацией. Когда Трент учился в Принстоне, он жил в одной комнате с целой стаей вервольфов. — Тут Дженкс задумчиво почесал в затылке. — Но в их студенческое общество он не вступал. В его досье ты этого не найдешь, но ходит слух, что Трент не вервольф, не вампир и вообще не что-то в таком роде. — Видя, как я пожимаю плечами, он продолжил: — Трент как-то не так пахнет. Я разговаривал с одной фейкой, которой удалось слегка его нюхнуть. Она тогда была наводчицей у одного агента, побывавшего у Трента в конюшнях. Она говорит, Трент не то чтобы не пахнет как человек, но что-то смутное в нем буквально кричит о Внутриземце.

Я подумала о заговоре, который я сегодня вечером использовала для маскировки. Уже открыв рот, чтобы Дженкса об этом спросить, я резко его захлопнула. На сей раз я вовремя вспомнила, что могу только пищать. Дженкс ухмыльнулся и достал из кармана сломанный карандашный грифель.

— Тебе не придется это произносить, — сказал он, переворачивая одну из страниц и записывая туда алфавит.

Я оскалила зубы, но Дженкс лишь рассмеялся. Впрочем, особого выбора у меня не имелось. Скользя по странице, как будто она была шахматной доской с буквами, я указала: «Амулет?»

Дженкс пожал плечами.

— Может быть. Но феек может почуять сквозь чары. Как я, например, могу почуять ведьму под этой норочьей вонью. Однако если это маскировка, это объясняло бы секретаршу-колдунью. Чем больше ты пользуешься магией, тем сильнее ты пахнешь. — Я вопросительно на него посмотрела, и Дженкс добавил: — Все ведьмы пахнут похоже, но те, кто задействует самую мощную магию, пахнут сильнее, загадочнее. Ты, к примеру, просто сочишься запахом от своего недавнего заговора. Ты ведь сегодня ночью ближнее будущее тянула, я прав?

Как вопрос это не прозвучало, и я удивленно села на ляжки. Он смог понять это из моего запаха?

— У Трента может иметься другая ведьма, которая производит для него заговоры, — сказал Дженкс. — Таким образом он смог бы прикрывать свой запах амулетом. То же самое годится для вервольфа или вампира.

Пораженная внезапно возникшей идеей, я указала: «Запах Айви?»

Еще не успела я закончить, как Дженкс уже неловко запорхал туда-сюда в воздухе.

— Гм… н-ну, да, — принялся заикаться он. — Айви воняет. Либо она дилетантка, которая завязала на прошлой неделе, либо интенсивная вампирша, которая завязала в прошлом году. Я не могу понять. Скорее всего, она где-то между… скорее всего.

Я нахмурилась — насколько норка вообще способна это делать. Айви сказала, что прошло уже три года. Должно быть, она была очень-очень интенсивной. Вот класс.

Я взглянула на стенные часы. Время кончалось. В нетерпении я повернулась к скудному досье на Трента. Согласно ВБ, он жил и работал в громадном поместье за городом. Он выращивал скаковых лошадей на продажу, однако большая часть его доходов поступала от занятия сельским хозяйством: апельсиновых и пекановых рощ на юге, клубничных плантаций на побережье, пшеничных полей на Среднем Западе. У Трента даже имелся остров неподалеку от Восточного побережья, где он выращивал чай. Я уже все это знала. Таков был стандартный газетный набор.

Трент вырос единственным ребенком, потерял мать в десятилетнем возрасте, а отца — на первом курсе университета. У его родителей было еще два ребенка, которые умерли в младенчестве. Доктор отказался отдать документы, пока его не вызвали в суд, а вскоре после этого и повестка, и документы, и вся контора сгорели дотла. Трагическим образом доктор засиделся там допоздна и не сумел выбраться из горящего помещения. «Каламаки, — подумала я, — играли просто идеально».