— Почему? — окончательно запуталась жрица. — Нечестно по отношению к кому?
— К ней, конечно, — ответил оборотень. — Я очень долго считал себя проклятым, помнишь? Чудовищем, кровожадным уродом. Я много гнусных названий себе придумал. Мне кажется, она чувствует нечто подобное.
Брисигида задумалась. В детстве Данатоса и правда мучило осознание его звериного существа. Однако после нескольких медитаций и молитв, которым она научила его, брат стал получать множество видений, в основном во сне. В каждом из них он видел прекрасную женщину в свободном одеянии, скрывающем растущий живот, а у ее ног — хищных кошек и других зверей, спокойно спящих. Девять видений, девять кошачьих, которые жили в нем. Брисигида знала, что в этих видениях сама Триединая разговаривала с ним. Не словами, конечно, а так, как умеют беседовать только боги. На девятый день Данатос наконец-то осознал, что его сила — это не проклятие, а благословение. Брисигида, тогда еще совсем юная адептка, наконец додумалась отвести его в храмовый сад, где жили стражи храма и любимцы Триединой, Богини-Матери: хищные кошки разных пород. Этих хищников к храму приводила воля Триединой. Так или иначе, на своих лапах из степи или тайком в трюмах страшных скрипучих кораблей, коты и кошки добирались до храма, чтобы стать его частью. Дани провел среди них немало времени в своих звериных обликах, и ни одна жрица, кроме самой Брисигиды, так и не узнала, что одним из стражей был оборотень.
В день нападения, однако, Данатос и Брисигида находились далеко от храма. Вместе с Лаэртом они выполняли особое поручение верховной жрицы Нокт: рассказывали степным народам о Триединой. Лаэрт, агент Тайной канцелярии, выполнял свое задание, но он не успел к нему даже приступить, когда из объятой пламенем столицы прилетел почтовый сокол с невероятным приказом: бежать и прятаться.
— Не думаю, что твой опыт достаточно сходен, — сказала наконец Брисигида. — Тебе помогла молитва Матери. В ее ситуации молиться — только беду на себя навлекать.
— Я не говорил, что ей подойдет мое решение, — покачал головой Дани. — Я лишь сказал, что единственный из всех могу представить, что она чувствует сейчас.
— Тебе не нужно мое разрешение, — мягко ответила Брис. — Если уверен, что можешь ей помочь, делай, что считаешь нужным.
Данатос кивнул и ушел к каюте чародейки.
Возле каюты он столкнулся с другой посетительницей Феликсы. Дина стояла возле двери, никак не решаясь постучать. Данатос ходил слишком тихо, чтобы девочка услышала его шаги, и все же она вздрогнула, когда он приблизился, и повернулась в его сторону.
— Здравствуй, Дина, — поздоровался он вполголоса.
— И тебе поздорову, — ответила она и тут же густо покраснела.
— Ты пришла навестить нашу волшебницу? — спросил он, просто чтобы не молчать и немного разговорить девочку.
— Отец сказал, что она очень больна, — серьезно кивнула девочка. — Она поправится?
Данатос вздохнул и покосился на дверь.
— У нее очень серьезная болезнь. Я не знаю болезни хуже. Она может поправиться, но ей нужно особое лекарство. Его очень трудно достать, — выговорил он наконец. Он не хотел врать девочке.
— Мы ведь можем ей как-то помочь? — не сдавалась Дина.
— Мы? Не знаю, — пожал он плечами.
Девочка все поняла.
— А кто может?
«Это очень правильный вопрос, — подумал оборотень. — И я надеюсь, что Феликса слышит наш разговор. Очень надеюсь».
— Только она сама, — уверенно сказал он. — Она должна найти в себе силы жить вопреки смерти, дышащей ей в затылок.
Клацнула щеколда замка, и дверь в каюту Феликсы открылась. Она стояла на пороге, измученная, сутулая, помятая. Глаза покраснели, будто она проплакала несколько часов и очень долго не спала. Волосы — всклокоченные и спутанные, слипшиеся в сосульки на концах. Под ногами золотилась наполовину высохшая лужица, окруженная осколками зеленого стекла.
— В одном только ты неправ, — прохрипела она, глотая подступивший к горлу комок. — Смерть дышит мне не в затылок, а прямо в лицо! И я не чувствую разницы между моим дыханием и ее. Не трогай меня! — крикнула Феликса, когда он шагнул к ней. — Я не желаю покоя!
Девушка осеклась, увидев Дину. Кажется, Феликса не сообразила, что Данатос разговаривал с девочкой, не узнала ее голос. Она присела на корточки, запустив пальцы в волосы, и прикусила губу.
— Простите меня, — зашептала она, — я не хотела, чтобы кто-то видел меня такой… Простите…
Феликса боялась, что Дина ужаснется и уйдет. Маленькой элементали действительно было не по себе, но она и не думала уходить.
— Ты не хочешь жить, потому что думаешь, что подвела своих людей? — спросила Дина, опускаясь на корточки рядом с волшебницей.
Феликса закивала, внутренне содрогаясь, что нагружает девочку своим чувством вины.
— И это тоже, — признала она. — Есть причина моей беспечности и самонадеянности, и она не делает мне чести.
— Это твоя болезнь? — Феликса снова кивнула. — Разве человек виноват, что заболел?