— Это правда! — воскликнул какой-то юнец. — Все верующие равны перед Господом!
Толпа встретила сие заявление одобрительным гулом.
Проповедник, долговязый молодой человек, вновь взмахнул в воздухе Новым Заветом:
— Именно так! Все верующие равны в глазах Господа! Но апостол Павел учит также, что в этом мире каждому из нас, подобно частям человеческого тела, уготовано свое служение. Господь, по милости своей, даровал каждому из нас способности, необходимые для того служения, к которому Он нас предназначил. Тот, кто наделен даром пророчества, должен пророчествовать…
— Предрекаю, что, когда к нам наконец прибудет Комиссия по огораживаниям во главе с Джоном Хейлзом, общины вновь воспрянут! — подал голос пожилой человек с окладистой седой бородой. — Вместе мы будем так же сильны, как левиафан из Книги Иова. — Все повернулись к нему, и он громогласно процитировал: — «Можешь ли ты удою выловить Левиафана и веревкою схватить язык его? Вденешь ли кольцо в ноздри его? Проколешь ли иглою челюсть его? Будет ли он умолять тебя и будет ли говорить с тобой кротко?» Мы, простые люди, и есть этот самый левиафан! — гремел над площадью его голос.
Ответом ему стал хор одобрительных возгласов. Проповедник горячо затряс головой:
— Не сомневайтесь, возлюбленные братья и сестры, в мире, которым управляет Господь, должна восторжествовать справедливость. И благодаря попечениям короля и лорда-протектора она неминуемо восторжествует. Но телу необходима голова, дабы управлять членами. Помните: апостол Павел учит нас с радостью подчиняться тем, кто управляет нами…
— К черту лордов! — заорал какой-то подмастерье.
Мы двинулись дальше.
— Этот проповедник ходит по острию ножа, — заметил я. — Он ежеминутно рискует возбудить гнев толпы. То же самое происходит в Лондоне.
— Именно поэтому разрешение проповедовать на улицах теперь дается далеко не всякому, — сказал Тоби. — Того, которого вы только что видели, зовут Роберт Уотсон. Он один из тех, кому покровительствует архиепископ Кранмер. Кранмер добился, чтобы Уотсона назначили каноником в собор. По слухам, он хотел досадить этим епископу Рагге.
— Рагге, я так понимаю, приверженец старых религиозных традиций?
— Да. К тому же он ленив и корыстен. Что до Уотсона, то вы сами видели, он пляшет под дудку лорда-протектора. Некоторым это не слишком нравится, например тому старику, что его перебил. Его, кстати, зовут Захария Ходж. Воображает себя пророком и вот уже лет двадцать проповедует на улицах Нориджа. Даже в тюрьме за это несколько раз сидел. Надо сказать, некоторые из его пророчеств и в самом деле сбываются.
— Ну просто кошмар, сколько в последнее время развелось прорицателей, — ухмыльнулся Николас. — И все они играют на руку какому-нибудь политику.
— Это верно, старина, — согласился я.
Мы посторонились, уступая дорогу худому оборванному подростку с копной спутанных каштановых волос, тащившему огромный тюк шерстяной ткани. Какой-то толстяк средних лет, стоя в дверях своей лавки, покрикивал на него:
— Пошевеливайся, Скамблер! Ты что там, уснул?
Мальчишка, изнемогавший под тяжестью своей ноши, ускорил шаг. Тут толстяка окликнули из лавки, и он исчез. В этот момент трое других подростков в блузах подмастерьев, ошивавшиеся у повозки, бросились наперерез мальчику с тюком. Один из них сбил беднягу с ног, так что тот упал. Тюк, несмотря на все отчаянные усилия мальчика удержать его, оказался в грязной луже.
— Грязнуля Скамблер снова отличился! — хором закричали подмастерья.
Лавочник вновь появился в дверях и, сердито сдвинув брови, бросился к месту происшествия. Сокрушенно взглянув на перепачканный грязью тюк, он поднял его из лужи и двинулся к мальчику, недоуменно озиравшемуся по сторонам. Подмастерья, устроившие эту проделку, с серьезными лицами наблюдали за происходящим. Один из них осуждающе покачал головой.
— Гляди, что ты натворил, безмозглая скотина! — взревел лавочник.
Николас подошел к нему и тронул за рукав:
— Послушайте, сэр! Вот эти три шельмеца сбили мальчика с ног, и мы тому свидетели!
— Нам нельзя терять времени, я уже говорил вам об этом, — недовольно вздохнул Тоби.
— Но допустить, чтобы эта шайка юных оболтусов осталась безнаказанной, тоже нельзя, — возразил я, подходя к Николасу.
Локвуд неохотно последовал за мной.
Лавочник, злобно зыркнув на Овертона, процедил:
— Не суйте свой нос в чужие дела, молодой крючкотвор! Я уже полтора месяца вожусь с этим недоумком Скамблером, и ныне моему терпению пришел конец! Убирайся прочь, дармоед! Если у тебя остались родные, я привлеку их к суду за порчу ткани!
— Простите, сэр, но мой помощник совершенно прав! — изрек я непререкаемым тоном. — Мальчика нарочно сбили с ног. Мы это видели, все трое.
— Вранье! — хором завопили подмастерья.
Злополучный Скамблер взглянул на своих обидчиков, и недоуменное выражение на его лице сменилось печальным.
— Это правда они? — едва слышно спросил он.
Я пристально посмотрел на мальчика, пытаясь определить, не страдает ли он слабоумием. Но взгляд его, хотя и растерянный, отнюдь не свидетельствовал о тупости.
Лавочник по-прежнему рвал и метал: