На третьей стене уходит вдаль аллея темных узловатых голых деревьев. Перспектива передана мастерски, кажется, что по мощеной прямоугольным булыжником дорожке можно пойти, удаляясь от пластиковой ненатуральности интерьера столовой в мрачную реальность картины. Вот только я бы по ней не пошел — такая аллея наверняка ведет к какому-нибудь готическому кладбищу с покосившимися древними обелисками, и путешественника там не ждет ничего хорошего. На деревьях висят клочья паутины и сидят черные птицы.
— Кто это так рисует у вас?
— Клюся, — сказала Антонина, — то есть, они вместе, но по ее эскизам.
— Талантливо, но как-то мрачновато, — я понял, на кого похожа мраморная девочка с первой картины.
Художница нарисовала надгробье самой себе.
— А она тоже интернатская?
— Нет, она местная, дочь мэра, но часто ходит к нам. Хорошая девочка, единственная, кто с нашими дружит. Остальные… — женщина только рукой махнула
Она снова махнула рукой и вздохнула.
— Сложно с ними?
— Да что вы! — Антонина, неожиданно разулыбалась и даже махнула в мою сторону полотенцем, как бы отгоняя глупость, — Дети замечательные! Не понимаю, как можно было вот так…
— Как?
— Ой, неважно. Они мне все как родные! И город помогает, выделяет фонды, не голодаем.
— Я что-то не очень понимаю…
— Ой, чего это я разболталась, вы меня не слушайте! Еще оладушков принести?
— Спасибо, я сыт…
— Да вы не стесняйтесь, их много! Дети-то теперь, сами знаете, — это мучное им, это жирное, это сладкое… Напеку с разгону — а потом хоть сама всё ешь!
— Нет-нет, Антонина, я действительно наелся. Очень вкусно, спасибо. Пойду я.
— Заболтала я вас, да? А знаете что? Приходите к нам еще, как-нибудь вечером, когда дети в сборе. Тут очень не хватает новых лиц. Пожалуйста!
— Мне и одного подростка много, — смутился я, — какой из меня, к черту, воспитатель.
— Не надо их воспитывать, что вы. С ними надо просто быть.
— Не обещаю, но подумаю. Пора мне.
В общем зале три диванчика сдвинули в общий круг вокруг низкого столика. Подростки обоих полов сидят, склонившись над ним головами — перед каждым на столе смарт. Иногда они касаются экранов, при этом негромко, но активно переговариваясь.
— Я пошел, — тихо сказал я Насте, — ты остаешься?
— Да, пап, мы тут играем в одну игру…
Дети подняли головы от стола и посмотрели на меня. В полутьме зала их лица подсвечивались снизу экранами смартов и выглядели немножко жутковато. Я с удивлением отметил, какие правильные у них всех черты. То ли освещение виновато, то ли я уже подхожу к тому возрасту, когда все юные кажутся прелестными просто потому, что молоды. И еще — в них всех было что-то общее. Между собой — и, как ни странно, с Настей.
Но моя-то по-любому лучше всех!
Часы на руке короткой вибрацией сообщили, что пришло письмо.