Мертвая зона

Джонни едва ни вскрикнул. На мгновение ему показалось, что из чулана вываливается труп, как в фильме ужасов. Но это была всего лишь табличка с надписью: НЕ ЗАБУДЬТЕ ДОКУМЕНТЫ.

Он положил табличку на место и направился к двери, ведущей на лестницу.

Сейчас она была заперта.

Он нагнулся, чтобы получше рассмотреть замок в тусклом молочном свете уличного фонаря, просачивавшемся в окно. Это был обыкновенный пружинный замок, и Джонни подумал, что его, наверное, можно открыть крючком от вешалки. Он принес вешалку из гардероба и просунул крючок в зазор между дверью и косяком. Он подвел к замку крюк и поводил им. Отчаянно стучало в висках. Наконец ему удалось прижать язычок, замок щелкнул, и дверь открылась. Он взял «дипломат» и вошел, держа вешалку в руке. Закрыл за собой дверь и услышал, как замок защелкнулся. Он стал подниматься по узкой лестнице, которая под ним скрипела и стонала.

Наверху обнаружился короткий коридор с дверями по обе стороны. Он миновал ПРЕДСЕДАТЕЛЯ и ЧЛЕНОВ ГОРОДСКОГО УПРАВЛЕНИЯ, НАЛОГОВОГО ИНСПЕКТОРА и МУЖСКОЙ ТУАЛЕТ, ПОПЕЧИТЕЛЯ БЕДНЫХ и ДАМСКИЙ ТУАЛЕТ.

В конце коридора была дверь без таблички. Дверь была не заперта, и он вышел на галерею; под ним лежал зал в диковинной сетке теней. Он затворил за собой дверь и вздрогнул, услышав, как прокатилось эхо в пустом зале. Он взял вправо, затем влево: каждый его шаг отзывался таким же гулким эхом. Он прошел вдоль правой стены галереи, на высоте примерно двадцати пяти футов, и остановился над печкой, как раз против сцены, на которую часов через пять взойдет Стилсон.

Он сел на пол по-турецки и перевел дух. Несколько раз глубоко вдохнул, чтобы успокоить головную боль. Печка не топилась, и он чувствовал, как холод обволакивает его, пробирает насквозь. Предвестие гробовых пелен.

Когда немного отпустило, он нажал на замочки «дипломата». Двойной щелчок отозвался эхом, как ранее отозвались шаги; сейчас это напоминало звук взводимых курков.

Правосудие по-американски, подумал он ни с того ни с сего. Так говорил прокурор, когда присяжные признали виновной Клодину Лонге, застрелившую своего любовника. Теперь она поняла, что значит правосудие по-американски.

Джонни заглянул в «дипломат» и в растерянности заморгал – у него стало двоиться в глазах. Затем это прошло. И вдруг перед его мысленным взором возникла картина. Картина очень далекого прошлого; похоже на старую фотографию, сделанную сепией. На галерее толпятся мужчины, курят сигары, рассказывают анекдоты в ожидании начала собрания. Какой это год? 1920-й? 1902-й? Во всем этом было что-то жутковатое, и ему стало не по себе. Один из мужчин говорит о ценах на виски и ковыряет в носу серебряной зубочисткой, а

(а два года назад он отравил свою жену)

Джонни поежился. Картина, впрочем, не стоит особого внимания. Мужчина давно уже мертв.

Из «дипломата» поблескивал ствол винтовки.

На войне за это представляют к награде, пронеслось в голове. Он начал собирать винтовку. Каждому щелчку вторило эхо, коротко и внушительно, напоминая все тот же звук взводимого курка.

Он зарядил «ремингтон» пятью патронами.

Положил винтовку на колени.

И стал ждать.

Медленно рассветало. Джонни ненадолго забылся, но было слишком холодно, чтобы заснуть по-настоящему. Он видел какие-то короткие, обрывистые сны.

Окончательно он очнулся, когда часы показывали начало восьмого. Дверь внизу с шумом отворилась, и он чуть было не вскрикнул: Кто там?

Это был сторож. Джонни приник глазом к ромбовидной прорези в балюстраде и видел крупного мужчину в бушлате. Он шел по центральному проходу с вязанкой дров, мурлыча «Долину Красной реки». С грохотом вывалив дрова в деревянный ящик, он исчез из поля зрения. Секундой позже Джонни услышал высокий дребезжащий звук открываемой печной заслонки.

Вдруг Джонни подумал о том, что при каждом выдохе из рта у него вырываются облачка пара. А если сторож подымет голову? Заметит он что-нибудь?

Он попробовал задержать дыхание, но от этого усилилась головная боль, и опять все стало раздваиваться перед глазами.

Донесся хруст сминаемой бумаги, чиркнула спичка. В стылом воздухе слабо запахло серой. Сторож продолжал мурлыкать «Долину Красной реки» и вдруг запел, громко и фальшиво: «Ты долину навек покидаешь… не забудем улыбку твою-ууу-уу…»

Послышался другой звук – потрескивание. Занялся огонь.

– Сейчас мы тебя, гад ползучий, – сказал сторож под самой галереей, и печная дверца захлопнулась. Джонни, точно кляпом, зажал рот обеими руками, чтобы не сыграть шутку, которая окажется для него последней. Он явственно представил: вот он встает во весь рост на галерее, тощий и белый, как всякое уважающее себя привидение, раскидывает руки, словно крылья, выставив пальцы-когти, и говорит замогильным голосом: «Это мы сейчас тебя, гад ползучий!»