Мертвая зона

На ней была мохнатая меховая шуба – искусственный енот или что-то столь же недорогое, – и бесхитростность, с какой он выдал свое желание, снова вызвала у нее улыбку:

– В этой шкуре и не различишь.

– Я-то различу, – сказал Джонни. Он обнял ее и поцеловал. Она не хотела отвечать на его поцелуй, но, конечно же, ответила.

– Прости, что напугал тебя, – сказал он и потерся носом о ее нос, потом разомкнул объятья. Он поднял маску вверх. – А я думал, она тебе понравится. Хочу ее надеть в пятницу на уроке.

– Но, Джонни, это же нарушит порядок.

– Как-нибудь обойдется, – сказал он с усмешкой. И, черт возьми, у него наверняка бы обошлось.

Сара приходила в школу каждый день в больших очках, словно сельская учительница, волосы стянуты в пучок такой тугой, что, казалось, она вот-вот закричит от боли. Сара носила юбки чуть выше колен, хотя у большинства девчонок они едва прикрывали трусики (а ноги у меня все равно лучше, со злорадством думала Сара). Она рассаживала учеников в алфавитном порядке, что, по закону средних чисел, должно было вроде удерживать шалунов на расстоянии друг от друга, и решительно отсылала провинившихся к заместителю директора, руководствуясь при этом соображением, что тот – в отличие от нее – получает дополнительные пятьсот долларов в год за выполняемую им роль экзекутора. И все равно школа была для нее постоянной борьбой с дьяволом, преследующим всякого начинающего учителя, – с Беспорядком. Особенно раздражало Сару постоянное присутствие своего рода негласного суда присяжных – общественного мнения учеников, – который оценивал каждого нового учителя, и вынесенный вердикт был не в ее пользу.

Джонни, по крайней мере внешне, вовсе не соответствовал представлению о том, каким должен быть хороший учитель. Он слонялся из класса в класс, витая в каких-то сладких грезах, и частенько опаздывал на урок, заболтавшись с кем-нибудь на переменке. Он разрешал детям сидеть там, где им захочется, и они каждый день меняли места, причем классные драчуны неизбежно оказывались в задних рядах. При таком условии Сара не смогла бы запомнить их имен до марта, а Джонни уже знал всех учеников как свои пять пальцев.

Он был высокого роста и немного сутулился, за что дети прозвали его Франкенштейном[3]. Правда, Джонни был скорее этим доволен, чем раздосадован. У него на уроках царили тишина и спокойствие, прогульщиков было мало (у Сары ученики постоянно сбегали), и тот же суд присяжных относился к нему благосклонно. Он был из тех учителей, которым через пятьдесят лет посвящают школьные ежегодники. У Сары так не получалось. И она часто выходила из себя, не понимая почему.

– Хочешь пива на дорогу? Или стакан вина?

– Нет. Надеюсь, ты при деньгах, – сказала она, беря его под руку и решив больше не сердиться. – Я ведь меньше трех сосисок не съедаю. Особенно на последней ярмарке в году.

Они собирались в Эсти, расположенный в двадцати милях к северу от Кливс Милс; единственной претензией этого городка на сомнительную славу было проведение САМОЙ ПОСЛЕДНЕЙ СЕЛЬСКОХОЗЯЙСТВЕННОЙ ЯРМАРКИ В НОВОЙ АНГЛИИ. Ярмарка закрывалась в пятницу вечером, в канун Дня всех святых.

– Если учесть, что зарплата у нас в пятницу, с деньгами неплохо. У меня восемь долларов.

– Мать честная! – Сара закатила глаза. – Я всегда знала, что, если буду ангелом, небо пошлет мне в один прекрасный день папулю-толстосума.

– Мы, сутенеры, делаем ба-а-а-льшие деньги, крошка. Сейчас возьму пальто, и едем.

Сара смотрела на него с отчаянной нежностью, и внутренний голос, который звучал все чаще и чаще – когда она стояла под душем, читала, готовилась к урокам или стряпала одинокий ужин, – заговорил вновь, словно в одной из полуминутных рекламой по телевизору: Он очень и очень приятный человек, с ним легко, он занятный, никогда не заставит тебя плакать. Но разве это любовь? То есть достаточно ли всего этого для любви? Даже когда ты училась кататься на двухколесном велосипеде, ты не раз падала и сбивала себе коленки. Даром ничего не дается. А тут тем более.

– Я в туалет, – сказал он.

– Давай. – Она слегка улыбнулась. Джонни был из тех, кто почему-то неизменно ставит всех в известность о своих естественных надобностях.

Она подошла к окну и выглянула на Главную улицу. На площадку для стоянки автомашин, рядом с пиццерией О’Майка, высыпали ребятишки. Неожиданно ей захотелось побегать с ними, превратиться в маленькую девочку, оставить все свои заботы позади или – перебросить в будущее.

Она отвернулась от окна и подошла к софе, на которую Джонни положил маску.

– С праздником, – фыркнула она.

– Что? – откликнулся Джонни.

– Если ты сейчас не выйдешь, я еду без тебя.

– Выхожу.

– Отлично!