Мёртвая зыбь

Врангель принял Николая Михайловича через полчаса после приезда. Он показался Потапову несколько утомлённым, раздражительным. Но о «Тресте» говорил уважительно, даже с комплиментами:

— Я рад войти в сношения с вами, слышал много хорошего… Сильная организация, это чувствуется даже здесь. Но позвольте говорить откровенно, напрямик: в моем штабе царит разруха; мы не готовы к действиям; прежде всего нужен человек, который возьмёт на себя ответственность. Романовы? Молодые князья — ветреники. Николай Николаевич? Стар и в руках у свиты, у Станы с её фрейлинами. Если он не возьмёт на себя ответственность — придётся все сосредоточить у меня.

— Плацдарм для выступления против Советов?

— Я считаю плацдармом не Польшу, а Кавказ. Но этот вопрос можно ещё обсудить. Если не удастся начать на Кавказе, я не возражаю против западной границы. Есть некоторые резервы в Польше, в лимитрофах. Там много офицеров.

Потапов сказал, что «Трест» интересует хотя бы приблизительный подсчёт сил.

— Ядро моей армии — корпус Кутепова, две дивизии, пятнадцать — двадцать тысяч штыков, половина — офицеры, устойчив только офицерский состав. Плохо с военным снаряжением, можно было бы развернуть четыре дивизии. Правда, штабы мы теперь сокращаем. Наши возможности, в общем, шестьдесят — сто тысяч человек. На интервенцию надежды нет, она полностью провалилась. Что же касается времени начала операций, то можно надеяться на весну будущего, двадцать четвёртого года.

— Как ваше превосходительство представляет себе будущее устройство России?

— Вопрос очень серьёзный. Не считаться с результатом революции нельзя. Полный возврат к старым порядкам невозможен. И здесь нам придётся столкнуться с правыми. Они в эмиграции совершенно утратили представление о том, что произошло за эти годы в России. Террор, по-моему, чепуха, булавочные уколы. И напрасно Кутепов носится с этой идеей, совсем напрасно…

— Рад, что наши взгляды совпадают. Но в вопросе о монархе мы твёрдо остановились на Николае Николаевиче. Конечно, если бы при этом возникла фигура вроде Столыпина, это был бы идеальный выход.

Врангель в упор взглянул на Потапова.

«Нет, он хватает выше», — подумал Потапов.

— Хорошо было бы послушать кого-нибудь из ваших видных строевых начальников, — задумчиво сказал Врангель. — Что касается Кавказа, то у нас прочные связи на Кубани… Вы с дороги устали. Не угодно ли отдохнуть? Завтра продолжим беседу.

На следующий день было решено, что все сношения с «Трестом» будут идти через Климовича. Связь будут поддерживать с ведома «Треста» офицеры. Кроме польского желательно иметь «окно» и в Финляндии. О денежной помощи Врангель сказал:

— Мы бедны, как церковные крысы. Деньги надо искать у англичан или американцев. Но эти господа относятся с недоверием к нашей «армии в сюртуках».

И Врангель взял со стола альбом с фотографиями:

— Вот, извольте видеть, здесь изображены чины нашей армии на мирной работе в Европе, Южной Америке… Мне доложили, что вы собираетесь уезжать? Жаль, но я вас понимаю… Кстати, как вам удаётся покидать вашу должность в штабе Красной Армии на столь долгое время?

Потапов понял, что таится в этом вопросе.

— В то время, когда я беседую с вами, моё второе «я» находится в Туркестане, в длительной командировке: Термез, Кушка — далеко. Кроме того, я заядлый охотник. Срок моей командировки истекает. Вернусь тем же путём, через «окно»… Путь знакомый и вполне безопасный.

— Ну, храни вас бог.

На обратном пути, в Париже, были снова беседы с Климовичем и Хольмсеном. Потапов понял, кто настраивал Врангеля против «Треста». Оказывается, это был все тот же Чебышёв, исполнявший должность министра внутренних дел при Врангеле. Врангель и верил в то, что «Трест» — мистификация ГПУ, и не верил. Визит Потапова настроил Врангеля в пользу «Треста»: как-никак Потапов был его товарищ по Академии генерального штаба. И кроме того, можно было понадеяться на полицейский нюх Климовича, которому поручена была связь с «Трестом».

Как бы там ни было, поездка Потапова удалась. Теперь «Трест» охватывал все монархические организации за рубежом. В него верили потому, что подпольная монархическая организация в центре России была заветной мечтой эмиграции. Каждому деятелю белого движения хотелось ставить на этот козырь и этим укрепить свой авторитет.

Дзержинский и его сотрудники это понимали. Перед «Трестом» были поставлены задачи: подчинить себе монархическое «общественное» мнение, внедрить ему мысль о вреде терроризма и диверсий; дискредитировать идею интервенции, убедить, что главное — внутренняя контрреволюция, то есть «Трест», эмиграция же — только подмога; давать эмиграции материал для споров. Темы дискуссий: ненужность сословий; земельный вопрос; национализация промышленности; невозможность возврата земли помещикам; споры о кандидатурах на престол; бонапартизм Врангеля; разногласия между Врангелем и Кутеповым.

Кутепов всегда был опасным противником советской власти. К нему была ниточка — «племянники». Их надо не только нейтрализовать, но и заставить действовать в пользу «Треста».

38