Мёртвая зыбь

— И если современники наших пращуров появляются у нас, чтобы полакомиться корой деревьев, каких у них нет, — добавил Званцев, — то современники наших потомков беспокоятся, как бы мы по нашей дикости не уничтожили, как говорил Карл Саган, все живое на планете, где, кроме нас, живут и они. Как видите, и те и другие наведываются к нам даже не ради выгоды, какую вы не видели, а по необходимости.

Переводчик Николай старался изо всех сил. И было ему это нелегко. Журналистка пожала плечами:

— Не могу представить себя в обнимку с мохнатым бигфутом на плохом телеэкране. Журналистка готова поверить вашим сказкам, но католичка отвергает.

— Попробуем их примирить.

— Мне это не удавалось. Жаку тоже. Он из-за этого уехал в Америку, — и француженка заразительно рассмеялась.

Жак Вале присоединился к ней, и Званцеву ничего не оставалось как поддержать своих гостей. Смеялся и переводчик, восторженно шепнув Званцеву:

— И философский спор превратился в милую шутку. Так умеют делать только французы.

Журналистка, спрятала магнитофон в дамскую сумку, взглянула на часы и ахнула:

— Боже мой! Так поздно! И зачем самолеты у вас вылетают так рано и в Париж и в Петрозаводск?.

— Я же вызвался отвезти вас, — напомнил Званцев.

— Ну что вы, милый рыцарь! Мы дойдем пешком, — запротестовала парижанка. — Схватим такси.

— У вас слишком высокие каблуки.

— Вы мастер находить аргументы.

— Я — мастер шахматной композиции.

— Вся наша встреча — чудесная композиция о параллельных мирах, — заключила журналистка.

Званцев отвез гостей в отель “Националь”. Николай сошел по дороге. Писатель помог французам выйти из машины и даже вошел с ними в вестибюль. Хотел уходить, но парижанка вдруг заговорила на чистом русском языке:

— Подождите, друзья! У меня родилась идея. Николая нет, и я раскрываю из-за нее свое инкогнито. Я — графиня Хвостова или просто Катя, но истинная парижанка до мозга косточек. А вы должны при мне дать слово, что каждый напишет книгу о параллельных мирах и подарит мне, в память о сегодняшней встрече. На более трогательную надпись объявляю конкурс. Пусть вас не удивляет мой профессиональный прием. Интервью с переводчиком производит большее впечатление.

Подошел Валле, взяв у портье только один ключ:

— Идьет, Саша? Будьем написать? — тоже по-русски сказал он, протягивая Званцеву руку.

— Каждый в своем жанре, — уточнил писатель, обмениваясь с американским ученым рукопожатием.

Уходя под руку с Жаком, графиня Катя обернулась и ласково кивнула Званцеву.

Глава вторая. Чур меня, чур!

Мы бездну поняли Вселенной,

Нам дали жуткие видны.

Но неизвестно даже всем нам

На что способны сами мы. Весна Закатова

Неля Алексеевна, бравшая на себя заботу о финансировании задуманного ими со Званцевым фильма, пришла к нему вконец расстроенная.

— Выделение средств на нашу картину отложено на неопределенный срок, — упавшим голосом сообщила она.

— Важно, милая Неля, не терять бодрости и не идти ко дну. Мне придется дописывать звездную эпопею, а вам — поступать сообразно обстоятельствам.

— Вот и приходится мириться с продажей с публичного торга, — с горечью ответила Неля.

— Что вы имеете в виду?

— Кто заказывает музыку, тот и танцует. Ставишь не тот фильм, что душу захватил, а за что заплатят. А я не могу остаться без работы. Мне надо жалованье режиссера высшей категории получать.

— И кто же вас берется субсидировать?

— Некий периферийный “Институт человека”, смахивающий, скажу вам по секрету, едва ли не на религиозную секту. Заказывают фильм о Порфирии Иванове, который ходил зимой и летом босиком в шортах, сам не замерзал, и всех лечил холодом.

— Порфирий Кондратьевич! — оживился Званцев, — Я знал его и встречался с ним. Он называл себя “учителем”, и когда приезжал в Москву, звонил мне.

— Расскажите о нем. Помогите увлечься им.

— Это был единственный человек, имевший в войну две охранных грамоты — от Гитлера и от Сталина.

— Вот как? Как это могло быть?

— Он сам рассказывал мне, что был шахтером в Донбассе, пока не обнаружил в себе после какого-то заболевания способность не замерзать без одежды, а также дар экстрасенса. Придумал и опробовал на себе систему лечения всяких болезней холодом.

— Что же он заставлял больных голышами, как он сам, людей на заснеженных улицах пугать?

— Нет. Но рекомендовал всем ледяной душ и босиком по снегу ходить. Мной он заинтересовался потому что я, независимо от него, по утрам беру холодный душ, делаю гимнастику, а в юности победил хроническую ангину открытой грудью в сибирские морозы, правда, босиком по снегу не ходил.

— Это что-то вроде моржей. Но те, как известно, болеют и порой не выздоравливают. А он-то помог кому-либо?