Понял это и президент США Дуайт Эйзенхауэр, сказавший своим помощникам, что “В атомной войне не будет победителей и подготовка к ней нужна лишь для наживы военно-промышленному комплексу”.
Но “военная машина”, запущенная в интересах этого комплекса, работала, независимо от взглядов и высказываний президента.
Сергей Алексеевич Аникин вернулся со своего завода, когда Нина Александровна была уже дома.
— Ты знаешь, — еще в дверях объявил он, — самолет сбили.
— Где? — удивилась Нина. — Чей?
— Над нами. Американский, разведывательный, У-2. Пилот катапультировал. Жив. Забрали его наши.
Гудел дневной Париж. Толпы прохожих шли по улицам, знавшим и королевских гвардейцев, и мушкетеров, и неистового Сирано де Бержерака, хитроумных их высокопреосвященств кардиналов Ришелье и Мазарини, террор гильотины Конвента, и террор генерала Тьера с массовым расстрелом участников Парижской коммуны на Парижском кладбище “Пьер де ля шез”, у “Стены коммунаров”, до наших дней сохранившей следы пуль…
Это был знаменательный день послевоенной встречи президента США Эйзенхауэра и сменившего Сталина на посту и руководителя Советского Союза, первого секретаря КПСС Никиты Хрущева.
Множество журналистов толпились у Елисейского дворца в ожидании высоких и непримиримых собеседников, один из которых перелетел через океан, а другой приехал с края света.
И вдруг, как включенный электроток, пронесся по журнальной братии шепоток:
— Он не приедет, отказывается встречаться с Эйзенхауэром.
— Это неслыханно! Кто он такой? Что он себе позволяет? Американский президент вправе вызвать его на дуэль. И весь мир будет ему аплодировать. Эти большевики не знают приличий!
— Едва ли мир будет аплодировать возрождению былых диких традиций. И едва ли генерал пойдет на это. Он слишком здравомыслящий человек. И потом знает!кошка чье мясо съела”. Ему не отступиться от того, что большевики осмелились сбить над своей страной американский разведывательный самолет У-2, так что былому главнокомандующему союзными войсками в Европе придется утереться и сделать хорошую мину при плохой игре.
— Боюсь, как бы плохая игра не вылилась в третью мировую войну, притом атомную.
У-2, сбитый над озером, где вырос Нинин завод атомных реакторов, показал, насколько американцев интересует центр Курчатова и все, кто работает в нем, в том числе и взрослая дочь Званцева. Она же сумела, наряду со своей работой, подарить отцу двух внучек Катю и Наташу, ставших любимицами деда.
— А как с твоими шишками за тунгусский метеорит? — спросил перед уходом Коля Поддьяков.
— Есть продолжение. Пришел ко мне на Союз писателей пакет из Америки от образованного индейца из резервации в штате Нью-Мексико Вот прочти, перевод приложен. Посмотри фото. Подбило это меня на новый опус. Хочу внести ясность в эту загадку, как в тунгусский метеорит.
— Смотри, Саша. Оторвут тебе голову или что пониже, — с усмешкой сказал Коля, уходя.
Глава третья. Последние жертвы
Напряжение послевоенных лет сказалось на Сталине. Страна восстанавливалась после военных ран, а он, болезненно подозрительный, повсюду видел врагов. Приближенный к нему Лаврентий Берия ловко пользовался этим, чтобы ценой расправы с псевдопреступниками усилить свое влияние.
Сталин, ради высшего напряжения всех руководителей страны, по прежнему не давал им спать, вызывая к себе в любой час ночи. Разумеется, не спал и он сам. И это не могло не сказаться на его здоровье.
Для лечения высоких руководителей в Кремль допускались только такие медицинские светила, как невропатолог профессор Виноградов, терапевт профессор Вовси и отоларинголог Александр Исидорович Фельдман, на дочери которого Валентине Александровне, тоже отоларингологе, докторе наук, разведясь с Леной, был женат Женя Загорянский, друг Саши Званцева. Он и свел его с Таней Малама. Саша часто бывал у Загорянского и близко познакомился с Александром Исидоровичем Фельдманом, обаятельным человеком, переживавшим все перипетии военного и послевоенного времени, всей душой преданного своей стране.
В общей столовой двух соединенных квартир, кооперативного дома работников искусств, в один из свободных вечеров Саша играл с Женей в шахматы, а Александр Исидорович, прослушав сводку Совинформбюро, обменивался мнениями с шахматистами. Он сердечно относился и к Саше, и к Тане, подружившейся с его дочерью.
Никто не ждал грозы в пору появления над Советской страной атомного щита, а гром грянул. Приглашен был к “вождю всех времен и народов” профессор Виноградов. Сталин ждал его на подмосковной даче, куда вызывал всех нужные ему людей. Сам он страдал головокружением и потерей равновесия, избегая поездок даже в Кремль, в свой кабинет.
Профессора он встретил хмуро, неохотно отвечая на докторские вопросы. Но профессор Виноградов был редкостным диагностиком. Он определил, что одно из полушарий мозга пациента атрофировано. И он, как врач, не задумываясь, сказал: