Мёртвая зыбь

Особенно примечательным оказалась меняющаяся внешность Сирано. Дошедшие до нас портреты сделаны после его военной службы, во время которой он получил при осаде Арраса сабельный удар в лицо, изменивший очертания его знаменитого носа, начинавшегося со лба выше бровей, о чем можно лишь догадаться, но что имело большое значение в его жизни.

Но тогда в парижском ресторане в беседу Званцева с Эме Мишелем вмешался Жак Бержье:

— Да, конечно, Сирано де Бержерак фигура столь же примечательная, как и загадочная. Но ХVII век богат и другими тайнами. Взять хотя бы того же всесильного правителя Франции образованного, коварного и жестокого кардинала Ришелье. Казалось, трудно себе представить более мрачную фигуру, все силы и недюжинный талант свой он отдал укреплению абсолютизма, самодержавия, как говорят у вас в России. Правда, воплощая его в своем лице. Король Людовик ХIII был слаб и циничен. Я сейчас прочту вам его подлинное письмо губернатору Арраса, — он достал из кармана блокнот с записанной там цитатой: “Извольте изворачиваться, пишет король. Грабьте, умея хоронить концы. Поступайте так же, как другие в своих губерниях. Вы можете все в нашей империи. Вам все дозволено.”

— Не этот ли французский король именовал себя Справедливым? — спросил Званцев.

— Вот именно! — рассмеялся Жак Бержье. — Можете поверить, что не во имя Справедливости кардинал Ришелье забрал у короля всю власть. Так вот, представьте себе, что меня, французского коммуниста, заинтересовал и мучает ничем не объяснимый поступок кардинала Ришелье, заклятого врага вольнодумцев, противников угнетения. Живи он в наше время, не было бы злейшего врага коммунизма. И вместе с тем…

— Вместе с тем? — не выдержав паузы, спросил Лифшиц.

— Мрачный кардинал Ришелье, правитель Франции времен Людовика ХIII, угнетатель французского народа добился освобождению приговоренного к пожизненному заключению итальянского монаха Томазо Кампанеллы, автора утопии “Город Солнца”, первого коммуниста-утописта Европы, подготовил ему во Франции убежище, назначив правительственную пенсию.

— Непостижимо! — дружно воскликнули советские туристы.

— Очень странно, — согласился Эме Мишель.

— В этом стоило бы разобраться, как и в загадках Сирано де Бержерака, — заключил Бержье.

Званцев и его спутники сердечно распрощались с новыми французскими друзьями, чувствуя себя обогащенными и заинтригованными.

Как величайшее сокровище взяли они документы погибшего советского героя, чтобы передать их в Москве по назначению. Но газету, старую газету времен французского Сопротивления с именем Сирано де Бержерака, Званцев оставил себе, заменив ее новым конвертом.

Он тогда еще не знал, что этот легендарный герой, считавшийся непревзойденным по храбрости гасконцем, хотя родился не в Гасконе, станет близок ему, и он посвятит ему и Кампанелле два романа спустя много лет после памятной встречи в Париже. Их назовут фантастическими только потому, что слишком фантастичны знания Сирано почти четырехсотлетней давности и слишком невероятными кажутся события его жизни, столь же бурной, как и короткой, поэта, философа, бойца, страстно протестовавшего против окружающей его клокочущей пустоты. Вместе с тем обойденного Природой и тщетно искавшего простого человеческого счастья. Эту его жажду любви выразил Званцев в написанным за Сирано сонете первого дуэлянта Парижа, мечтавшего о дуэли совсем иного рода. Званцев дал сонет в собственном “переводе” с несуществующего оригинала.

ЖЕЛАННЫЙ ЯД

Как я хотел бы для “дуэли”

Противницу себе найти.

И звёздной ночью без дуэньи

С ней вместо шпаг скрестить пути.

И пусть в мучениях до встречи

Волненьем жгучим буду жить.

Змеиный яд болезни лечит,

Желанный яд кровь освежит.

Придёт, как гром, моё мгновенье

Смогу счастливцем страстным стать

И за одно прикосновенье

Полжизни радостно отдать!

Хочу сраженным быть не сталью,

А приоткрытою вуалью.

Теплоход “Победа”, завершая круиз, отплывал из Гавра. Впереди Северное море и “Кельнский канал” через Западную Германию.

Советские туристы покидали Францию, а французы провожали их. Званцев никогда не думал, что на пристани соберется такая толпа. И когда корабль отчаливал, французы запели “Подмосковные вечера”. Это говорило о многом…

Глава шестая. На корабле через поля и веси

Страна всегда передовая,

Бетховен, Эйлер, Гейне, Гёте!..

Но как могла, народ свой предавая,

Дойти до гнусного ты гнёта? Весна Закатова

Теплоход “Победа”, оставив позади пролив Ла-Манш и оказавшись в Северном море, вошел в Кельнский канал. Проложенный через Германию, он выводил судно прямо в Балтийское море.