Мертвая зыбь

А в эти минуты Ленин думал о Дзержинском и велел позвонить Обуху, спросить, что говорят врачи по поводу здоровья Дзержинского, нельзя ли дать ему две недели отдыха. Одиннадцать лет тюрьмы, каторга и такая адовая работа. Надо настаивать на отдыхе, хотя бы двухнедельном.

14

О чем бы ни думал Якушев, он возвращался к разговору, который произошел в кабинете Дзержинского. Сослуживцы, жена и дети заметили, что, всегда внимательный, очень точный во всем, что делал и говорил, он отвечает невпопад, а то и оставляет вопросы без ответа. Дома он запирался в своей комнате, часами неподвижно сидел, устремив взгляд в одну точку: Якушев спорил с собой.

"Если я люблю свой народ, то как я мог быть заодно с этими зубрами, которые о народе говорят не иначе как "хамье", "быдло", серьезно обсуждают, сколько десятков, сотен тысяч крестьян, рабочих придется скосить пулеметами. И все для того, чтобы вновь вступил на престол "всепресветлейший", "вседержавнейший" государь император Николай Третий или Кирилл Первый. Правда, были исключения. Вот, например, старый князь Тверской: не хотел нового царя, принял утрату своего титула и поместья как должное, отказался уехать за границу и умер на родине. Впрочем, много ли таких было?.." Политический совет МОЦР иногда называл себя "звездной палатой". Он вспомнил тайное совещание бывших воспитанников лицея в 1919 году. Это было празднование лицейской годовщины. Лицей! Но разве они гордились Пушкиным, великим поэтом России, воспитанником лицея? Они гордились канцлером Горчаковым, сановниками и придворными, которые тоже вышли из стен лицея. И никто никогда не назвал имен декабристов Пущина и Кюхельбекера, товарищей Пушкина по лицею.

Но больше всего Якушев думал о тех, кто, неизвестно почему, оказались участниками монархической группы. Вспомнился Градов - видный московский адвокат, либерал, защищавший революционеров на процессах. Его втянули в группу "испытуемых", и он взял на себя добывание денег для монархической организации. "А что, если попытаться помочь старику, сказать о ненужности его участия в делах МОЦР", - подумал Якушев. И вскоре случай помог ему выполнить это решение.

Был выходной день, жена и две маленькие дочки ушли в цирк, сын Саша остался дома, готовил уроки. Справившись с арифметическими задачами, он заглянул в комнату к отцу и робко сказал:

- Ты обещал...

- Что? Ах да... В другой раз.

- Ну тогда в "Густые сливки".

Так называлось кафе в Столешниковом переулке. В витрине этого кафе была завлекательная надпись: "Нас посещают дети кушать сливки".

"Надо угостить мальца и отвлечься немного", - подумал Якушев.

- Одевайся. Пойдем.

Они шли по улицам Москвы, все вокруг интересовало мальчика автомобиль с надписью "Прокат" в желтом кружке, цыганка, привязавшаяся к отцу: "Позолоти ручку - погадаю". Мальчик читал вслух вывеску: "Зубной врач Вильгельмсон. Прием с 10 до 2-х".

"Все интересно, когда тебе десять лет", - думал Якушев.

А сын бежал немного впереди. Скоро они дошли до кафе.

В кафе с трудом нашелся свободный столик - всюду сидели мамаши или бабушки, девочки и мальчики. Якушев уже собирался устроиться у дверей, когда кто-то его взял за рукав. Он оглянулся и увидел Евгения Христофоровича Градова и маленькую девочку, вероятно, внучку.

- Присаживайтесь, Александр Александрович. От дверей дует.

Немного помедлив, Якушев сел.

- А молодежь сядет против нас. Рядом с Верочкой. Так, молодой человек?

"Молодой человек", то есть Саша, сел рядом с Верочкой. Ей было лет пять, не более.

- Внучка? - спросил Якушев.

- Внучка. У меня трое внучат: Петенька от Лиды, а Верочка и Оленька от Сережи.

Якушев опять подумал: "И этого безобидного старика втянули в шайку извергов и убийц..."

- Евгений Христофорович... - Якушев оглянулся, звенели ложечки, мамаши и бабушки занимались собой и своим малолетним потомством. - Евгений Христофорович... Вы помните беседы у вас в Мамонтовке на даче? И один разговор в дачном поезде... Подождите, Евгений Христофорович! - Якушев видел, что старик изменился в лице и открыл рот, собираясь его прервать. Подождите... Я прошу считать эти беседы несостоявшимися. Их не было. Их не было, и я и вы должны об этом забыть.

Прошло несколько секунд, пока Градов смог понять, о чем идет речь. Он вдруг просветлел и, чуть не опрокинув стакан, бросился пожимать руку Якушеву. Успокоившись, сел и стал внимательно слушать.

- Евгений Христофорович! Забудьте. Никаких разговоров на эту тему не было, - внушительно повторил Якушев. - И никаких денег у Кушакова на известные вам цели не просите.

- Да я и не просил. По зрелом размышлении я решил воздержаться, зная, что Кушаков не даст денег, его вполне устраивает нэп... Кроме того, я недавно привлечен к работе в Наркомюсте. Работать и держать нож за пазухой не в моих правилах...

- Вы абсолютно правы. На этом мы кончим. Как ваша подагра?

- Беда! Что поделаешь?! Годы...

И они заговорили о другом.

"Работать и держать нож за пазухой" - это мне не в бровь, а в глаз. А ведь я так работал. Нет, рвать так рвать..."

К вечеру Якушев и Саша возвращались домой.