Мертвечина

Никто не знал меня лучше Нины. Мы всегда обращались друг к другу и в радостные, и в тяжелые моменты жизни. Я рассказала ей о сложностях дела, о том, как угнетающе на меня подействовали снимки убитой Куини и как сильно я ревновала Джейка, пытаясь представить, с кем он пришел на вечеринку.

— Ты знаешь, что я думаю на этот счет.

Нина не в восторге от Джейка Тайлера. Она обожала Адама Наймана, студента-медика, с которым я познакомилась во время учебы в Вирджинии. Она скорбела вместе со мной, когда он погиб в автомобильной аварии по дороге на нашу свадьбу в Мартас-Виньярд, и помогала мне во всем, пока я пыталась медленно выбраться из черной дыры, в которую меня повергла смерть Адама.

Со дня той трагедии я много лет ни с кем не сходилась так близко, как с Джейком, но оказалось, что моя лучшая подруга, которой я доверяла полностью, считает его слишком легкомысленным и эгоистичным.

— Давай разберемся, в чем твои проблемы, — предложила Нина. — Ты хочешь знать, во сколько Джейк возвращается домой? Забудь. Тебе интересно, во что одевается та штучка, с которой он путается, когда тебя нет рядом? Поверь, ты не надела бы это тряпье. Или тебя волнует, что она знает о тебе? Господи, да если она еще не втыкает булавки в восковую куклу со стройной фигуркой и светлыми волосами, ей надо немедленно пойти и купить ее в универмаге. Я позвоню в субботу. А сейчас мне пора кормить мою Маленькую прелесть.

Я рассмеялась над прозвищем, которое она дала сыну, и повесила трубку.

Покончив с ужином, я разложила на столе все документы и бумаги, так или иначе связанные с делом. Вступительную речь я набросала раньше и теперь потратила полчаса на то, чтобы свести ее к короткому списку основных вопросов и тем. Я с улыбкой вспоминала свое первое выступление в уголовном суде, когда вышла к присяжным с детально проработанной речью в виде эссе и начала читать ее вслух. Где-то в середине судья подозвал меня к себе. «Мисс Купер, здесь не конкурс чтецов. Уберите ваши бумажки и попытайтесь поговорить с людьми, пока они не перестали вас слушать».

Я научилась избавляться от многочисленных набросков и заметок и концентрироваться на сути вопроса. Преимущество так называемого «вертикального» ведения процесса — когда обвинитель отслеживает дело от первого заявления в полицию до вынесения приговора — заключается в том, что мы досконально знаем все факты и можем работать, не прибегая к записям.

Утром я собиралась провести последний час с Пэйдж Воллис и поддержать ее перед тяжелым выступлением в суде. Я составила список всех вопросов, которые собиралась ей задать, и свела воедино ее биографические данные, чтобы заранее передать присяжным и не тратить время на заседании.

Около полуночи я легла и выключила свет, но возбуждение от работы долго не давало мне заснуть. В шесть утра я встала и приняла душ. Укладывая волосы феном, я взглянула в зеркало и спросила себя, долго ли еще ждать черных кругов под глазами, которые часто появляются у меня во время ведения процесса.

Закончив одеваться, я мазнула духами запястья и за ушами, вызвала такси, спустилась в вестибюль и дождалась седана, доставившего меня на работу. В половине восьмого я была на служебной стоянке перед входом в здание.

Мой джип все еще стоял на месте, и я первым делом позвонила в автосервис, чтобы они поторопились забрать его и заменить проколотые шины. Потом засела в кабинете и почти час трудилась до приезда Мерсера и Пэйдж Воллис.

Я закрыла дверь, чтобы создать более доверительную обстановку. Обсуждать все факты заново нет необходимости. События шестого марта и так намертво врезались в память Пэйдж. Начни я спрашивать о них сейчас, она только зря разнервничается, и присяжные могут счесть ее выступление слишком эмоциональным. Вместо этого мы поговорили о том, как пойдет процесс и когда можно ожидать вынесения вердикта.

— Кто адвокат Эндрю? — спросила Пэйдж.

— Робелон. Питер Робелон. А что вас беспокоит?

— Я хочу знать, через что мне придется пройти.

Мы уже множество раз говорили на эту тему.

Предстоящая процедура радовала Пэйдж не больше, чем любого другого свидетеля. Когда в изнасиловании обвиняют незнакомца, защита старается не травмировать жертву. Адвокат понимает, что преступление действительно имело место, и предполагает, что женщина совершает трагическую ошибку, перенося свой гнев на подзащитного. Плохое освещение, невозможность ясно разглядеть лицо преступника, сильный стресс — таковы традиционные доводы, с помощью которых стараются оспорить способность жертвы опознать насильника. Ситуация изменилась только после появления технологии ДНК, когда решающим фактором идентификации стала не память жертвы, а результаты тестов.

Совсем другое дело, если на женщину нападает человек, которого она знает, — друг, коллега по работе, возлюбленный или бывший бойфренд. Более чем в восьмидесяти процентах случаев пострадавшая и насильник знакомы друг с другом, поэтому нет необходимости в опознании. Но показания таких жертв вызывают у присяжных гораздо больше недоверия.