Мертвеющие корни самшита

Как раз в этот вечер, когда он выплескивал в воспоминания о былом свой гнев и свою печаль, заглянул к нему старый приятель и давний сосед Чжао. Их знакомству было уже больше десяти лет, и, живя рядом, схожей жизнью, они частенько делились друг с другом своими мыслями да заботами, утешали друг друга. Чжао не прочь был поиграть в вэйци[16], и в пустоте тех невиданных историей лет Ма Вэньхэн тоже пристрастился к игре, с азартом постигая премудрости "пушки позади коня", "двух повозок" и других комбинаций, ведущих в победе. После несколько партий, они опрокидывали по рюмочке крепенькой, закусывали, чем придется, затем снова выпивали и закусывали, болтали о том, о сем, ворчали, жаловались на жен, и на душе становилось легче.

Последние год-два Чжао заходил редко. Видя, что Ма Вэньхэн, став Вэнь Ханом, переменился, он не решался беспокоить его. Но в этот раз вэньхановой жене Юйлин надо было расспросить соседа об элитной школе, куда они решили определить сына и где Чжао заведовал столовой. Вот тот и явился рассказать, что ему удалось выяснить.

По такому случаю Вэнь Хан с женой вскочили, едва Чжао вошел, и весьма радушно приветствовали его восклицаниями вроде "совсем нас забыл , а мы частенько вспоминаем тебя", и на сердце у Чжао потеплело. Значит, остается все-таки дружба между людьми, хоть и меняется их положение, не так уж много чудес в мире человеческом, и тем больше надо дорожить дружескими чувствами! Чжао принялся весело болтать, выложил всю информацию про школу, куда, он надеется, сын Вэнь Хана поступит, а потом принялся расписывать, как кормят в их столовой: морепродукты, птица - свежая, не мороженая, - вареное мясо, рассказал о новых способах приготовления лапши, об отношениях между поварами, администраторами и снабженцами, не забыл упомянуть про масло, соль, соевый соус, уксус, соленую редьку и маринады, а также разъяснил преимущества и недостатки разовых и многоразовых продталонов.

Вэнь Хан слушал без всякого интереса, но, поскольку Чжао был им нужен, приходилось изображать на лице улыбку и делать вид, будто все это весьма любопытно. Юйлин же слушала очень внимательно: еда - тема вечная, интересная всем, вне зависимости от классовой принадлежности, национальности и сексуальной ориентации. Время от времени она вставляла какие-то словечки, подхихикивала, еще более возбуждая словоохотливость Чжао, у которого к воодушевлению имелся тайный важный стимул: он считал, что дружеские беседы в доме Вэнь Хана придадут ему больший вес в глазах соседей.

Вэнь Хан начал ерзать на стуле - уже сорок минут он почтительно выслушивает абсолютно неинтересную ему болтовню. Он сейчас пишет о былом, весь погружен в воспоминания, наполнен прошлым, сострадает, любит, пылает гневом - это другой мир, вызывающий сочувствие и воздыхания. Его записи обретут изящество Тургенева, тоску Чехова, искренность Чжу Цзыцина, поэтичность Ян Шо[17]. Когда человек уходит в воспоминания, лирику, творчество, его душа размягчается, взор заволакивается туманом, и все вокруг словно бы окутывается дымкой... В это время рассказывать ему о преимуществах чжэньцзянского душистого уксуса или хорошо выдержанного шаньсийского уксуса, достоинствах и недостатках тушеного мяса с красной подливкой или мяса, сваренного в уйгурском котле, - дикость, зверство, равносильное убийству. Прошедшая жизнь безжалостно погубила его весну, а теперь еще топчет его творческую душу, вынуждая смотреть, как из зубастого рта Чжао вылетает слюна, как отвисает его подбородок, оттопыриваются уши, раздувается шея, как беспрерывно мелькают перед глазами руки и пальцы, в особенности этот, указательный левой руки, которым Чжао все время тычет в него. Да еще слушать все эти глупые словечки "подсчитать", "энергично", "поменьше жара", "масло", "поесть", "практично", "чрезмерно", "таращиться"... Все так пошло, бессмысленно, тупо, глупо, безмозгло... Воистину незакрывающийся рот этого фигляра Чжау потешался над ним, и это в тот момент, когда Ма Вэньхэн стал Вэнь Ханом и в собственном доме своим судьбоносным пером устремлен к правдивому, доброму и прекрасному!

Да, конечно, когда-то они были друзьями, но ведь все в прошлом, и это лишь доказательство глупости былого существования, это шрамы от тех мук, что причиняла ему несправедливая жизнь, рубцы душевных травм, которые леваки[18] нанесли отвергнутым талантам... Но теперь-то он, наконец, воспрял, он признан, принят в рай правды, добра, красоты, поэзии, искусства, и что, он все так же должен мириться с тем, что его душу топчут и оскорбляют? Зачем заставлять себя терпеть все это? Опускаться до вульгарного уровня всех этих Чжао? Почему не выбирать то, что он любит, и избегать того, что ему претит? Почему...

А Чжао был в ударе и уже переходил от пищевых тем к шашкам, казалось, он намеревался, возрождая старую дружбу, сыграть с ним пару партий.

И тогда Вэнь Хан выпрямился, нахмурился и, не издав ни звука, с окаменевшим лицом вышел прочь.