Мертвец

Вырвиглаз рассмеялся ещё громче, на пол упали последние лягушки. Он смеялся так легко и хорошо, что даже мне захотелось засмеяться.

Ну, я решил, если всё равно они все корявые, выберу любую — разницы-то нет. Отсчитал пять штук с правого края, а там какая-то дура в платье. Ты когда в последний раз видал метёлку в платье?

Никогда, — ответил я.

Это было неправдой. Сарапульцева всегда в платье ходит.

Вот и я никогда. Ну, думаю, дерёвня Шмырдяевка, село Свинопятое. Но делать уже нечего, познакомился. Угадай, как зовут?

Юля?

Вырвиглаз ответил просто взрывом хохота, видимо, я угадал.

Ну, мне что Юля, что Дуля, ты же знаешь. Но то, что Юля, — это ещё ничего. Она ещё со шрамом. С вот таким.

Вырвиглаз стянул на левой стороне лица кожу в кулак и продемонстрировал, какой у девушки шрам. Через всё лицо.

Ну, мне уже плевать, — Вырвиглаз вытер смеховые слёзы, — шрам так шрам, платье так платье. Говорю ей, ну что, клюшка, пойдём в детский садик? Ну, она помялась для порядка и согласилась, пошли мы в теремок...

В теремок?

Ну да, в теремок. Там, знаешь, всякие теремки в садике. Машины ещё из фанеры, короче, дребедень разная. Ну, мы идём, а шрам у неё блестит так в лунном свете...

Видимо, это обстоятельство здорово Вырвиглаза забавляло.

А в домике уже занято, какие-то алкаши бутылками гремят. Ну, думаю, фиг с ними, обойдёмся, в конце концов на воздухе тоже ничего. Пошли в кораблик, сели и давай целоваться. Не знаю, то ли на гвоздь она наткнулась, то ли комар, она, короче, как дёрнется! Я её и укусил.

В шею? — поинтересовался я.

Почему в шею, за губу. А она давай ныть. Я уже разозлился, ругаюсь, она расстроилась, захныкала громче. А я вдруг слышу, рядом кто-то разговаривает. Ну, мне почему-то почудилось, что менты. Я ей рот зажал и сам притаился. Так минут двадцать и просидели.

А потом? — спросил я.

Потом я её провожал за мост, далеко, километра три. Ничего дура оказалась, интересная. Есть о чём поговорить, этого... какого-то... читала. Может, сегодня тоже провожу.

А головастики?

А, — Вырвиглаз тряхнул куртку, — это меня тамошние придурки отлупить хотели. А я от них убежал, да в темноте в канаву провалился, руку вывихнул.

И Вырвиглаз показал опухшую руку.

Тебе повезло, — сказал я.

Вырвиглаз серьёзно кивнул.

Знаешь, прикол какой? — спросил он.

Не знаю.

Она тоже баторская. Не, она местная, конечно, но тоже типа без предков. Тётка только. Ну, её в батор и устроили — по месту жительства, так сказать.

Из-за ожога? — усмехнулся я.

Ну и что, что баторская, — не ответил Вырвиглаз. — Пускай. Вон у меня отец — тоже сирота. И ничего, нормально.

Ну да, — согласился я. — Это точно.

Наличие родителей ни о чём не говорит, — рассуждал Вырвиглаз. — Вон у этого твоего Дениса родители вообще крутые, а клали они на него. Они его не искали даже, им плевать.

Что?

Знаешь, я что думаю? — Вырвиглаз оглянулся и перешёл на шёпот: — Я думаю, что он на самом деле мертвец.

Я наступил на головастика, неприятное ощущение.

Ну, помнишь, я тебе рассказывал? Как в Америке жмуриков оживляют? Я думаю, тут тоже это. Они его купили, оживили, а теперь вот он их забодал. Он кого хочешь забодает, он даже меня начал забадывать...

Чушь несёшь.

Не чушь. Когда вы потерялись, все кинулись вас искать. Твоя мамаша как ищейка...

Заткнись, — посоветовал я.

А что? Ничего постыдного тут нет. Как ищейка — с утра до вечера искала, сама по лесу рыскала. А его мамаша в Москве. И до сих пор, между прочим, там. На биеннале.

На чём?

А фиг его знает, что это. Ей звонили, она сказала, что приедет, но не приехала. А папашка его упёр на совещание в Кострому и даже не напрягся. У него какие-то проблемы опять, между прочим.

Один из головастиков пошевелил лапками, нет, показалось. А нет, не показалось. Наверное, гальваническое электричество, или как оно там называется.

Говорят, — Вырвиглаз почти шептал, — говорят, что мать родила его по медицинским показаниям.

Что? — Я достал из угла совок и веник, стал собирать представителей фауны, а то ещё Сенька опять заявится.

Ну, а того, вроде как шевелящегося, обметал осторожно.

По медицинским показаниям, — повторил Вырвиглаз.

Как это?

Просто. Знаешь, есть такие болезни, от которых можно вылечиться, только родив ребёнка. Некоторые так и рожают. Родят — и излечатся.

Головастики собрались в совке невысокой безрадостной горкой. В печку их, что ли, кинуть?

И что это за болезни? — спросил я.

Понятия не имею, я что, баба, что ли? Вот такие вот чебуреки. Мать его родила, а теперь он вроде как ни при делах. Предназначение своё выполнил и может быть свободен. Не, бабки, шмотки — всё это есть, но вообще... Ну как собака дорогая.

Головастик попытался перевернуться. Значит, жив.

Ты же только что прогонял, что он оживлённый?

Кто оживлённый?

Кто, кто — Денис. Ты же мне сам говорил, что его оживили.

Да какая разница! — отмахнулся Вырвиглаз. — Он такой же, как мы! Побочный продукт!

Ты за всех не расписывайся...

Да брось. Леденец! Ты что, думаешь, что твои предки тебя жутко хотели?

Я не стал убеждать. Я никогда не задумывался над этим вопросом.