Мертвец

Ну и что? — спросил я. — У тебя есть пара килограммов пластита? Взорвём их крольчатник? Или давай так, мы заберёмся к ним на кухню, и ты им в макароны высморкаешься. Или ещё что-нибудь ужасное совершишь! Это будет мощно! Или вот так...

Я сделал серьёзное лицо.

Вот. Сделаем так. Пойдём в лес, там у них в лесу есть кедровая роща... ну, где их дошкольная группа воздушные ванны принимает, фитонцидами дышат. Я буду прикрывать тылы, а ты, значит, выскочишь на поляну со зверскими криками, подбежишь к ним и хорошенько их изобьёшь! Как?

Ты что, издеваешься, что ли? — принялся надуваться Вырвиглаз. —Ты что это?!

Ну да, группа — это чересчур, тут ты прав, надо по-другому. Ты подкараулишь в лесу какого-нибудь сопляка из дошколят, изобьёшь его как следует...

Тебе что, крысы сегодня снились?! — спросил он.

Ладно, Вырвиглаз, я шучу. У тебя, видимо, есть план?

Вырвиглаз промолчал.

Вообще-то у меня сегодня отработка, — сказал я. — И у тебя, кстати, тоже.

Вырвиглаз на секунду задумался.

На пару дней можно и задвинуть, — хрюкнул он. — По уважительным причинам. Все так делают.

Ну, если только...

Тут я вспомнил, что никакой отработки нет, есть суровые трудовые будни на подсеке.

Я вообще-то на подсеку устроился, — сообщил я. — Так что до обеда всё равно не получится.

В рабство записался? — презрительно облизался Вырвиглаз.

Ага, в рабство... Какое рабство? Чего ты порешь? Меня Синицын на коленях умолял...

И тут я вспомнил про Упыря.

Я велел Вырвиглазу идти к колодцу, достать воды и опустить в неё морду — должно помочь. Немного. Вырвиглаз отправился к колодцу, а я подтянул телефон, подкрутился, нашёл в справочнике номер и набрал.

Трубку не брали долго, потом ответили. Сам Упырь.

Да? — сказал он полусонным голосом.

Привет, Денис. Узнал?

Узнал! А я как раз хотел тут тебе позвонить, напомнить, что мы ведь совсем...

Тут дело есть, — я перебил Упыря. — Не хочешь поучаствовать?

Хочу, конечно! — Я даже почувствовал, как Упырь там просиял.

Ну, тогда я тебя записываю. Сразу после рубки дров отправляемся. Ты как?

Хорошо...

Я повесил трубку. День вроде как обещал быть удачным. Хорошо, когда день начинается с разбитой личности Вырвиглаза. Доброе предзнаменование. Вот той весной у Вырвиглаза врос ноготь на ноге, мощно врос, капитально, Вырвиглаз даже ходить не мог. Лежал на койке, стенал, а в больницу по причине трусости не спешил. Отец его как раз пребывал в рейсе, некому Вырвиглаза было вразумить по ушам. И вот он так лежал, лежал, а потом задумал помирать. Созвал своих приятелей, то есть меня, и завещал им всё самое ценное. Разную дрянь, одним словом. Какие-то поцарапанные кассеты и необитаемый террариум.

А потом у него так нога разболелась, что его на операцию положили. Таджибов был в командировке, и Вырвиглазом занимались какие-то практиканты. К тому же был конец месяца и наркоз закончился. Видимо, мучился Вырвиглаз хорошо — всё лето после того случая было нормальным, даже удачным. Может, и сегодня повезёт?

В окне показался Сенька.

Там твой друг утопился, — лениво сообщил он. — У него родственники есть? Скажи им, что я всё сделаю по высшему разряду...

Это заветная Сенькина мечта — кого-нибудь по-настоящему похоронить, я уже говорил. Но пока к нему не обращаются, не воспринимают всерьёз. Сенька страдает. Он готов хоронить даже бесплатно, за свой счёт, но... Короче, говорил уже, кажется. Народ у нас косный.

Плохо, что он здесь сдохнуть решил, — рассуждал Сенька, — там пруд есть, подальше, пусть бы в нём топился, а теперь будут говорить, что это я подстроил, а мне такая репутация...

Но я уже не слушал, я уже бежал к колодцу — а вдруг не врёт?

Вырвиглаз висел на большом ведре, бессильно, по-балерински опустив руки. Похоже было, что на самом деле утонул. Ещё не хватало. Я кинулся спасать этого гада, но, когда я подбежал близко, этот придурок вытряхнулся из ведра и завопил.

Шутка такая.

Весело, — сказал я. — Долго придумывал?

У меня возникла отличная идея, — Вырвиглаз отряхнулся, — как отомстить этим жабам...

-Ну?

Отличная идея. — Вырвиглаз огляделся.

Увидел горох, направился к нему, принялся жрать

вместе со стручками.

Они купаются на карьере, — рассказывал он сквозь зелёный сок, — ну, ты знаешь, возле бетонки который. Они будут купаться, а мы подкрадёмся и стащим у них одежду. Как?

Колоссально. А в чём месть?

Как в чём? Баторцы обратно через лес в одних плавках пойдут. И босиком. Круто обдерутся, жабы.

А если они по бетонке пойдут?

А всё равно придурками будут выглядеть. Слушай, у тебя ничего пожрать нет?

Окрошка. Там, на кухне, на полу.

Нормально... А я гляжу, ты тоже с кем-то побуцкался?

Вырвиглаз указал глазом на мой разбитый кулак.

Да так, поскользнулся.

Ага, — соскалился Вырвиглаз, — поскользнулся. Я сам так жабски всё время поскальзываюсь.

Вырвиглаз замер, громко рыгнул и, счастливый, устремился в дом.

Окрошка прокисла ещё вчера. Стала склизкой и серой, я не осмелился её есть. А Вырвиглаз — человек с железным желудком, так что вполне вероятно, что он и не отравится. И вообще — кому сейчас легко?