Мертвец

Вообще я ей даже завидую немного. В шестьдесят лет обладать такой мощной энергией... У меня такой нет. Иногда мне кажется, что она даже моложе меня. Если не внешне, то внутренне, по настрою души. Она вообще старость презирает. Над старушками издевается. Встретит на улице и спрашивает, накопили ли денег на похороны, а то правительство велело без денег закатывать в асфальт, так он крепче получается.

Старушки пугаются.

Или начинает рассказывать про то, что готовится специальный указ, по которому всех, кому стукнуло семьдесят, будут за ненадобностью вывозить на Землю Франца-Иосифа, а там они пусть сами устраиваются, кто как может.

Старушки падают в обморок.

Вообще, я думаю, моя бабушка — выдающаяся личность. Даже более выдающаяся, чем Сенька. Не удивлюсь, если она умеет метать мачете и сворачивать шеи.

Наверное, поэтому она с нами и не живёт. Мы самые обыкновенные. Скучные...

Твой отец — дурак, — сказала бабушка вместо приветствия.

Здорово, ба, — ответил я.

Здорово. — Бабушка уселась рядом со мной на койке.

Пощупала мне лоб.

У тебя горячий лоб, ты не болен?

Нет.

А это что?

Бабушка схватила мою руку, принялась разглядывать. Затем показала мне свою ладонь.

У тебя вся рука в мозолях. Как у меня.

И что? — спросил я в ответ.

Твой отец — идиот и неудачник, — констатировала бабушка. — Я поражаюсь, как у меня получился такой...

Бабушка достала из сумки походную аптечку. Сейчас будет меня лечить. Но она не стала лечить, поглядела-поглядела и спрятала аптечку обратно.

И так выздоровеешь, — сказала она. — В твоём возрасте люди как собаки — глупые и всё на них заживает. И ты заживёшь.

Ага, — согласно кивнул я, — заживу.

Бабушка принялась разглядывать потолок. Ничего в потолке интересного не было, потолок как потолок, но я знал, что такое вот разглядывание всегда предваряет Большую Беседу. Это когда бабушка учит, как надо. Вообще она заходит только по самым важным случаям. И если уж зашла, то, значит, имеет намерение поговорить о чём-нибудь важном.

Тебе надо отсюда уезжать.

Я угадал. В этот раз намечалась Беседа о Моём Будущем.

Заканчивай школу — и уезжай, — повторила бабушка. — Только так можно. Надо рвать корни, если будешь цепляться за корни, всю жизнь простоишь на одном месте. Посмотри на своего отца.

Бабушка указала пальцем в сторону большого дома.

Кто твой отец? Никто. Инженер. А у него был талант-

Бабушка замолчала. Потом сказала:

Он мог уехать, мог стать человеком... Но он никуда не уехал. Испугался. Хотя я его и отсылала. Знаешь, это такой город... Чуть зазеваешься — и уже никогда отсюда не выберешься. Твой отец не выбрался, пошёл работать монтажником.

Но сейчас он инженер... — возразил я. — Это нормально...

Нормально... — с презрением хмыкнула бабушка. — Нормально — это когда человек занимается своим делом, а он не занимается своим делом. Он трус.

Вообще-то это непедагогично. Ругать родителей в присутствии детей. Но бабушке на педагогику чихать, у неё своя педагогика.

Ну да бес с ним, он человек уже конченый, — поставила бабушка приговор. — Давай о тебе. Ты надумал что-нибудь? Куда поедешь?

Я вообще не думал пока, куда поехать и кем стать. Поэтому я и не ответил.

Ты не знаешь, — заключила бабушка. — Это плохо. Но у тебя ещё есть время. Подумай. И помни, что тот, кто сиднем сидит в своей норе, — тот ничего в жизни не добивается. Ты хочешь быть похожим на своего отца?

Я не хотел. Я вспомнил отца на крыльце больницы, я не хотел быть на него похожим.

С какой это радости ты вдруг рубишь ёлки? — спросила бабушка.

Я кусты рублю, ёлки там не растут.

Разницы не вижу, ёлки тоже кусты. Почему ты рубишь кусты?

Работаю, — ответил я. — Что такого...

Дети не должны работать, дети должны учиться, купаться и скакать по лесам, — изрекла бабушка. — Я начала работать с десяти лет и ничего хорошего в этом не вижу. Почему ты работаешь?

Я растерялся немного. Почему работаю... Потому что руки есть.

Заставили, — кивнула бабуля. — Сказали, что кредиты надо отдавать?

Да нет, ничего не сказали...

А кое о чём и говорить не надо. Кредиты...

Мне показалось, что сейчас бабушка даже плюнет

ог презрения, но она удержалась.

Взрослые у нас лодыри, дети трудятся. — Она начинала злиться. — Привыкли при старой власти бездельничать и сейчас работать не хотят. Кредиты берут, машины покупают, вечные должники...

Бабушка поднялась с койки.

С твоим отцом я поговорю, — ровным голосом сказала она. — Прямо сейчас.

Не надо, ба...

И как у него только сыновья родились, не пойму... У таких должны только девки родиться. Хотя... Наверное, это не у него сыновья родились, наверное, это у твоей матери родились, она как мужик...

Бабушка засмеялась и смеялась долго и со злым удовольствием.

Ладно, пора, кажется, завтракать, — поглядела на часы. — Я пойду, а ты давай просыпайся. Кажется, твоя мать пельменей налепила. Дурь какая...

Почему дурь?

Кто же пельмени ест с утра? Только сирена отвыла, а она пельмени вертит. Пельмени надо варить вечером и есть в сумерках, так правильно. А мать твоя вообще ничего не понимает.