Мертвец

— Я слишком мал ещё, у нас с четырнадцати можно работать, — сразу же ответил братец. — Особенно на таком вредном производстве. Там в этих кустах один свинец, а у меня растущий организм. Свинец очень на стекловидное тело плохо влияет. Можно ослепнуть раньше времени.

Сенька подтянул горчичницу, намазал на хлеб ненормально толстым слоем, откусил. Блаженно закрыл глаза.

Я просто видел, как у него в голове происходят термоядерные процессы, мать делала горчицу такой мощности, что мне на кончике ножа хватало. А Сенька мог ложками её есть. Непробиваемость — она во всём непробиваемость.

— Прекрати горчицу есть, — рыкнула мать, — гастрит заработаешь.

Обычно матери не жалко горчицы. Но сегодня, видимо, не тот день. Но Сеньке на все эти вопли сморкать через левую ноздрю.

— Сказала же — не ешь горчицу! — Мать забрала банку.

— Не… — помотал ушами Сенька. — От горчицы мысли прочищаются, от горчицы хорошо… А работать пусть Никита идёт, а я ещё молод.

— Ничего себе молод, — хмыкнул я. — Метеорит искать ты не молод, по дорогам шатаешься целыми днями…

— Спокойно, бразер, — перебил наглый Сенька. — Метеорит — это святое, ты пойми. Если я его найду, метеорит, мы отсюда в нормальное место переедем…

— Этот метеорит уже сто лет ищут — найти не могут, а ты найдёшь сразу!

— Они все дураки, — улыбнулся Сенька.

— А ты умный? — спросил я.

— А я умный.

— А если ты такой умный, то чего же у тебя…

— Прекратите, — оборвала мать. — Прекратите собачиться. Пусть ищет свой метеорит, не трогай его.

Опять она Сеньку защищает.

А про то, что кусты рубить вредно, мать ничего не сказала. Значит, придётся идти пахать. Убить Сеньку? Или пусть живёт? В конце концов, лучше пахать, чем с каким-то муродом возиться.

— И сколько там? — спросила мать.

— Это она насчёт денег.

— Сколько?

Я не ответил, добивал рассольник, скрипел перловкой, хрустел огурцами.

— Там нормально платят, — влез Сенька. — И работа тоже… плёвая. Там Синицын бригадиром, он каждое лето ребят набирает.

— Ну и правильно, — довольно сказала мать, — ну и хорошо. Месяц-другой поработаешь, это только на пользу.

Месяц-другой. Спасибо. Месяц-другой — это значит до августа. Может быть, даже до середины августа. А мне только на пользу. Ну да, мне только на пользу.

— Всё равно летом делать нечего, — сказала она. — А через годик-другой и Сеня пойдёт работать…

— Да-да, — подтвердил Сенька. — Обязательно. Я просто жду не дождусь, как бы пойти поработать! От энтузиазма у меня даже подмышки чешутся! Мы будем вместе там работать — Никита и я, брат с братом, плечом к плечу, как Минин и Пожарский…

Мать поглядела на Сеньку с укоризной, он заткнулся. А про вчерашнюю нашу беседу не вспомнила. То ли не хотела при Сеньке говорить, то ли моё согласие устроиться на работу как-то ситуацию поменяло…

Ладно, посмотрим.

Я потребил последнюю ложку этой баланды, поднялся из-за стола, сгрузил тарелку в мойку и отправился к себе. Полежать, подумать, книжку почитать, там как раз интересное пошло.

Открыл на двадцать седьмой странице, где тайный агент Пински похитил из лаборатории консервативного профессора Блэксворта чертежи генератора Е-вибраций. С помощью этого генератора хозяева агента Пински — миллиардер Морган и президент Вайсхауэр собирались сдетонировать все взрывчатые вещества на территории Советского Союза. Прочитал восемь страниц. Профессор Блэксворт облучил Е-вибрациями американскую ондатру, американская ондатра сожрала пескаря.

Я снял с полки телефон, скрутил провода, позвонил Катьке. Дома её не было, перезвонил в музей.

— Алло? — Катькин голос был преисполнен холодного официоза, будто я пересёкся с автоответчиком.

— Привет, — сказал я.

— Слащёв… — протянула она разочарованно. — Это ты…

— Что делаешь?

— Читаю, — ответила она.

Она вообще тоже читательница. Читает. Такое нынче редко. А родители только поощряют, не нарадуются. Для Катьки специально в книжный магазин даже новинки завозят. Обычно туда только детективы завозят, ну или как грибы солить, а для неё ещё и литературу настоящую. В единственном экземпляре. Задорого.

Это потому, что тётя Шура, Катькина мама, закончила только семь классов и хочет теперь, чтобы Катька пошла дальше её. Катька уже пошла, уже девять классов одолела. И кучу книг прочитала. Спроси её, кто такой Юкио Мисима, она скажет — японский писатель, который хотел стать диктатором, а только кишки себе расстроил. Всех литературных нобелевских лауреатов знает, а я только эту, которая про Нильса и бешеных гусей сочинила. Сельма Лагерлёф. Ну и наших тоже некоторых.

И вообще она разносторонняя. Катя Родионова.

— А я тоже, между прочим, читаю, — сказал я.

— Опять «Операция „Преисподняя“»? — ехидно осведомилась Родионова. — Опять про подземные танки?

— Не, «Последняя война». Интересно. Там про это, про то, как…

— Проклятые капиталисты чуть не уничтожили мир, — закончила Катька за меня.

— Ну да. В общих чертах. Но мы вместе читаем. Можно загадать желание.

— Я загадала.

— Я тоже.

Мы помолчали.

— Слащёв, — сказала Катька через минуту, — ты работать будешь?

— Не знаю. Я сторонник свободы личности…