Мертвец

— Почему это не значат? — Катька отложила лупу.

— Рассуди здраво. Десять километров — это не расстояние. В радиусе десяти километров тут уже по двадцать раз всё обыскали. Так что он наверняка отмечал шаги от какой-то тайной отсечки.

Катька задумалась. Я огляделся. Упырь куда-то запропастился, не было его видно, может, в бочку какую залез. Хорошо.

— Возможно, ты и прав, — сказала она. — Возможно…

Она захлопнула альбом, взяла под мышку шагомер, проследовала к укрытому за печкой сейфу и спрятала в нём добро. Ключ повесила на шею. Пахло сушёным лосем, пахло веками.

— Ты же не ищешь метеорит, — напомнил я.

— Разумеется. — Родионова вернулась в кресло. — Я не маюсь дурью. Однако мне дорога истина. Николай Иванович планирует скоро небольшую экспедицию — чтобы раз и навсегда решить метеоритный вопрос. У нас будут спецназовские миноискатели. А потом, в августе…

— Где ты, интересно, возьмёшь спецназовские миноискатели? — спросил я.

— Николай Иванович возьмёт, — ответила Катька. — И карты тоже. Аэрофотосъёмочные карты. Так что мы раз и навсегда…

— Ладно, — мне надоел весь этот разговор, — раз и навсегда, значит, раз и навсегда. Ты что-то там насчёт работы говорила?

— Ну да, говорила. На подсеку пойдёшь? Отец тебя может к Синицину устроить, ему ребята нужны. Работа плёвая — кусты от дороги относить. Мужики, значит, пилят…

— А я отвожу, — закончил я. — Понятно. Сколько платят?

— Тысяча четыреста двадцать рублей. Зато работаешь до обеда, потом свободен.

— А справку надо? Ну, медицинскую?

— Да зачем тебе справка? Ты не в лётчики записываешься, а кусты относить. Вали без справки. Сегодня ещё успеешь. Сегодня успеешь, завтра будешь топориком тюкать.

— А ты почему, кстати, сама на отработку не ходишь? — спросил я. — Трудовой фронт, между прочим, оголён. Я вот надрываюсь лично, нам всем не хватает твоего крепкого плеча.

Странно. Когда поблизости оказывается Катька, у меня пробуждается несвойственное мне красноречие. И даже наглость какая-то. И так с пятого класса, между прочим. Рядом с Катькой во мне просыпался просто скрытый Вырвиглаз какой-то.

— Какая жалость… — Катька зевнула. — Я прогуливаю отработку… Теперь, наверное, я получу по труду… четыре.

«Четыре» она сказала с таким выражением лица, с каким некоторые девочки говорят «навоз».

Я вспомнил про навоз и тут же вспомнил про Упыря. Оглядел музейные пространства. Упырь стоял возле дальнего окна. Разглядывал что-то тёмное, кажется, тоже какое-то чучело.

— Чего это там? — кивнул я.

— Это твой друг, — ехидно ответила Родионова.

— Не, на четвереньках который?

— Твой друг на четвереньках?

— Хватит в остроумии упражняться, Катерина. Что за барсук?

— Это собака.

Я удивился. Никогда не думал, что из собак делают чучела. Хотя нет, делают. Из Белки и Стрелки сделали почётные чучела. Может, эта собака тоже космическая? Ну или какая другая выдающаяся. Может, она полицейского спасла?

— Эта собака космическая? — спросил я. — Или полицейского спасла?

Не знаю пока, Иваныч вчера только привёз. Говорит, музей какой-то в области закрыли, экспонаты по дешёвке продавали. Вот он и купил собаку эту. Машинку «Зингер», ещё чего-то купил. Не знаю, что в этой собаке такого уж выдающегося?

Внутренний Вырвиглаз подсказал: «Она, наверное, золотом гадила», но я его обуздал, взял за кадык.

— Это что, собака самого Секацкого? — спросил я.

— Нет… — растерянно пробормотала Катька.

— А почему, собственно, нет? Надо смотреть на мир шире. Скажите, что это его собака. Что с помощью этой собаки он отыскал метеорит. Но собака вдохнула слишком много радикалов цезия, отравилась и умерла. И попала в болото, где была законсервирована. Как мамонт.

— Мамонт… — как-то заоблачно сказала Катька, я услышал в её голосе некую мечтательность.

Найти мамонта — вот мечта каждого краеведа.

— Так вот, мой новый хороший друг… Он это… бывалый человек. Весь мир объездил. Тонкий знаток кухни. Он пробовал мамонта.

— Мамонта?

— Угу, — подтвердил я. — Разумеется, не свежего. Японцы покупают у камчадалов замороженных мамонтов и подают их в дорогих ресторанах. А он с отцом в Японии был.

— А кто у него отец?

— Чеков.

— Из СМУ?

— Угу.

Катька поглядела на Упыря с интересом, подумала немного и направилась к нему. И я.

— Ты что, на самом деле мамонта пробовал? — спросила она.

— Мамонта?

— Ну да, мамонта.

— Да не… А это кто? — Упырь погладил чучельного пса по голове.

— Это Вито. Ньюфаундленд. Собака самого Секацкого!

Мой персональный Вырвиглаз опять рвался наружу.

— Да? — Упырь аж присел перед псом, заглянул в пуговичные глаза. — Честно?

— Честное краеведческое, — поклялся я.

— Так, значит, ты не ел мамонта? — Катька была разочарована.

— Не ел…

Родионова утратила к Упырю интерес и вернулась к себе за стол.

— Слащёв, греби сюда.

Я подгрёб. Катька достала карандаш, постучала по столу.

— Значит, так, Слащёв, всё просто. Дуй к коммунальщикам, найди там Синицына и впишись. И завтра с утра можешь заступать.

— Как это завтра? — не понял я. — У меня завтра отработка…

— Дикий ты человек, Слащёв. Ты что, ничего не знаешь?

— Не знаю…