Мертвец

Считается, что они и людей притягивают. Тянут, как говорит моя бабушка. Хочется к ним подойти и прыгнуть вниз. Не знаю, меня лично не тянет.

А многих других тянет.

Вырвиглаз брехал:

— …Её отец дал ей в приданое серебряного оленя весом в три пуда, прадед его продал и купил целое стадо коров. В начале прошлого века мы были самыми крупными скотопромышленниками во всём Поволжье!

Вырвиглаз надулся от гордости, будто он был не давним отпрыском скотопромышленников (в чём я сильно сомневался), а прямым потомком по крайней мере князей Голицыных.

— А ещё мой дед умел руду искать с помощью зуба мудрости. И он нашёл однажды чудотворное кадило…

И пошло, и покатилось. Помимо чудотворного кадила упоминались ещё и другие волшебные артефакты из материальной культуры чуди. Все эти вещи передавались в семье из поколения в поколение и неоднократно выручали предков Вырвиглаза в самых напряжённых жизненных ситуациях, но потом были утрачены в исторических бурях.

Такого беззастенчивого вранья я уже давно не слышал. Вырвиглаз с отцом совсем недавно к нам приехали, я уже говорил, так что никакого отношения ни к провалам, ни к чуди Вырвиглаз не имел и иметь не мог.

— Так ты что, типа чудь? — поинтересовался я, чтобы хоть как-то унять этот вральский оползень.

— Я биармиец! — с гордостью произнёс Вырвиглаз. — Потомок викингов! Потомок… Да что мне с тобой спорить? Ты вот сколько раз на провалах был? А я четыре.

— Сколько? — уже не удивился я.

— Я был там четыре раза, — с самым невозмутимым видом подтвердил Вырвиглаз. — Забавное место, такое, знаете…

— Ты там был четыре раза?

— Четыре или пять, я уже не помню. Два раза мы с отцом ходили, ондатру бить…

— Ондатру?

— Ну да. Там ондатры на провалах как жаб, её можно на шапки сдавать. И красиво там. Такая природа вообще… заповедная. Даже женьшень растёт.

Я язык чуть не прикусил — брехня была неправдоподобной до невероятности. Видимо, это и сам Вырвиглаз осознал. Однако идея женьшеня его увлекла, и он принялся врать дальше.

— Женьшень, — повторил он, — конечно, не такой большой, как в Китае, но зато более целительный. Женьшень, золотой корень, омег, другие полезные растения. Мы с отцом два рюкзака набили…

— А ондатр куда положили? — перебил я.

— Куда, куда — на кукан, — не растерялся Вырвиглаз.

— За жабры?

— Что «за жабры»? За какие ещё жабры, у ондатр жабр не бывает. И вообще, ондатр мы потом набили, а сначала женьшеня набрали.

— И его можно свободно собирать? — спросил Упырь. — Ну, женьшень?

— Сколько угодно, — заверил Вырвиглаз. — Только места надо знать. Ну и жертву правильную принести.

— Жертву?

— Угу, — мрачно кивнул Вырвиглаз. — Тамошнему духу. Там живёт дух-хранитель, и ему принято давать разные подношения. А если не дашь, то обязательно заблудишься, ногу сломаешь или вообще… Мы вот с отцом петуха чёрного закололи.

Упырь глядел на Вырвиглаза с восхищением, вдохновлённый Вырвиглаз продолжал:

— Но даже это не помогло, нас там два дня водило.

— Водило?

— Ага. Ну знаешь, как леший водит? Только круче. Еле выбрались оттуда, но зато потом женьшень продали и купили две дублёнки.

— А ондатры? — спросил я.

— Ондатры ондатрами, мы их потом сдали в Костроме… При чём здесь ондатры вообще, я про лешего говорю! Про провального духа то есть. Короче, если пойдёте на провалы, обязательно берите с собой чёрного петуха…

— Зачем нам на провалы? — Я плюнул. — Нам и тут хорошо…

— Только меня не зовите, я с вами не пойду, я уже насмотрелся. Лес Дуровой, а между сосен вообще какие-то глаза…

— Глаза? — насторожённо спросил Упырь.

— Глаза. Я же говорю, там дух…

— Да-да, — сочувственно покивал я. — Дух-с… Дух, это так… Я знаю, ты, старина, на желудок слаб, но этого не надо стесняться, вот взять Америку…

— Ты что, жаба, давно в пятачило не получал? — злобно осведомился Вырвиглаз.

— Спокойно, Вырвиглаз, без нервов, — остановил его я. — Тебе нельзя волноваться, желудок может и предать…

— Странно, — негромко сказал Упырь, — эти ребята… баторцы, они ещё появились. Новые пришли…

Мы повернулись к карьеру.

Баторцев на самом деле прибыло. И прибывало. Они выходили из леса и тащили на себе надутые камеры от грузовиков, камеры пружинили и глухо звенели. У воды баторцы сбросили их на песок и принялись подкачивать крякающим насосом.

— Зачем они это надувают? — спросил Упырь.

— Ну ты и баран, — хихикнул Вырвиглаз. — Самая глубина в центре, а возле берега один ил и головастики. Поэтому они с камер и купаются. На это весь наш расчёт.

— То есть?

Вырвиглаз указал пальцем на воткнутые в песок рогатки. На рогатках была развешена одежда. Я подивился продуманности Вырвиглазова плана — и про рогатки знает, и про камеры, наверняка не первый раз тут зависает.

Баторцы тем временем накачали камеры, связали их в подобие плота и спустили на воду. Вырвиглаз приложил к глазу полбинокля.

— Ну и коряги, — сказал он через минуту. — Девчонки коряги, парни доходяги, все ребристые, как караси…

— Да они ещё маленькие совсем, — возразил я.

— Всё равно коряги. Правду говорят, что баторские девки сплошь коряжистые…

— Ты что, сюда баб пришёл рассматривать?