Мертвец

Аня заприметила нас, сжалась и вдоль стенки быстро пробежала к входу в зал. Исчезла.

— Я слышала, у неё дома восемь телевизоров, — сказала Катька.

— Восемь? — удивился Упырь.

— Или десять. Она их про запас покупает. Раньше с телевизорами было плохо, вот она их и стала покупать. Всю зарплату тратит на телевизоры и радио. А сама ест только репу и хлеб, даже сахар не покупает.

— Она одна живёт?

— Не знаю. Мужа у неё точно нет, и детей тоже.

— С сестрой, — ответил я. — Сестра у неё нормальная, но совсем слепая.

— У нас тут всё так, — усмехнулась Катька. — Или слепая, или дура. Или вообще слепая дура. Весело живём. Говорят, что наш мэр как-то сказал, что в городской думе заседают такие кретины, что если бы он ввёл в её состав своего любимого пса, то никто бы этого даже не заметил.

Упырь рассмеялся.

— Что тут смешного? — спросила Катька. — Это похоже на латиноамериканскую литературу вообще-то. А когда жизнь становится похожа на латиноамериканскую литературу… Короче, это опасное сходство.

Катька была очень, очень начитанной девушкой, я уже говорил. Наверное, поэтому она мне и нравилась.

— А чего смешного-то? — поинтересовался я. — Может, объясните?

— Тут шутка, — сказал Упырь. — Катя на Калигулу намекает.

— На кого? — Я никакую шутку не понял.

— На Калигулу, — пояснила Катька. — Гай Юлий Германик по прозвищу Калигула, что означает Сапожок. Он сделал своего коня сенатором. Ты не знал?

А мне даже не стало стыдно, я уже привык к собственной заскорузлости, она даже меня самого перестала напрягать.

— Это неправда, — сказал я. — Мэр не хочет собаку депутатом сделать.

— Откуда ты знаешь? — сощурилась Катька.

— Знаю. Собака не может быть депутатом по состоянию здоровья — она больная совсем. И мэр, он её не в депутаты хочет, он ей мавзолей хочет воздвигнуть.

— Мавзолей? — поразился Упырь.

— Ага, — подтвердил я. — Маленький, скромный такой, двухэтажный мавзолей из гранита и чёрного мрамора. В память о друге. Собаку зовут Диоген.

— Я же говорю — Эквадор сплошной, — вздохнула Катька. — А ещё Европой хотим называться.

— Это тоже шутка, — сказал я.

— Я поняла. Но самое страшное в том, что сегодня шутка, а завтра не шутка. Такая специфика.

— Время такое. — Я тоже хотел быть умным и многозначительным.

— У нас всегда время одинаковое. — Катьку было не переумничать. — Я вот вчера читала записки здешнего урядника — Кафка реально отдыхает! В тысяча девятьсот первом году местный помещик Юткачёв построил подземный ход от своего дома до реки и по этому подземному ходу ездил в карете, запряжённой собаками.

— Дохлыми? — спросил я.

— Почему дохлыми, живыми. Вообще этот Юткачёв прибамбахами отличался ой какими! Сказал, что возведёт башню высотой в версту, чтобы было сам Санкт-Петербург видать. Расчистил место, нанял рабочих и стал строить. Ну, на башне он и кончился — все деньги вышли.

— У мэра полно денег, на мавзолей хватит, — сказал я. — К тому же я думаю, он прав.

— Кто? — насторожилась Катька.

— Как кто, этот… Калигула. Насчёт своего коня. Конь был бы прекрасным депутатом… то есть сенатором. И Диоген тоже бы подошёл. К тому же от собаки одни плюсы — ей и зарплату платить не надо.

Упырь рассмеялся.

— Вот потому, что вы все такие нигилисты, мы так плохо и живём, — изрекла Катька.

— Кто-кто? — переспросил очень тупой я. — Кто мы?

— Нигилисты. То есть пофигисты. Так что я даже не хочу с вами об этом разговаривать. Мы кино смотреть будем? Ещё немного — и у меня настроение испортится совсем…

— Идём, конечно, — сказал я. — Время уже…

— А это что? — Упырь кивнул на игровые автоматы.

— Автоматы, — объяснил я. — Только они не работают, их на праздники включают. Включат на День города, наверное.

— Придём? — с надеждой спросил Упырь.

— Посмотрим.

Я потёк к кинозалу. Катька и Упырь — за мной. Цок-цок-цок, я оглянулся. Правда, каблуки. Катька была в туфлях, в строгом платье и вообще красивая. Наверное, у меня лицо даже изменилось, Катька наверняка заметила, что произведённый эффект велик, так ещё подошла ко мне и взяла за руку.

Упырь болтался за спиной.

Из дверей выглянула носатая Сарапульцева, увидела нас и улыбнулась гаденько так. Сарапульцева похожа на свою фамилию, такая вся… ну, не знаю. Если бы случился мировой катаклизм, то среди выживших видов обязательно встретилась бы Сарапульцева. Она довольно крупная женщина, с объёмами, чем-то на Аню-дуру похожа и любит песни орать: «Во кузнице, во кузнице, во кузнице молодые кузнецы…»

Замуж хочет выйти. Очень. Только никто не берёт, боятся, что убьёт.

Громкая, своеехидная и наглая женщина. Я загодя припас билеты, чтобы предъявить ей на дальних подступах. Но не получилось.

— Что, невесту привёл? — осведомилась наглая Сарапульцева.

— Вы билеты проверяйте, — хмуро сказал я. — На вашей должности не следует разглагольствовать, а то кто-нибудь бомбу пронесёт.

— Хамло, — беззлобно ответила Сарапульцева. — Я вот матери твоей расскажу, что ты тут с девочками крутишься. Лучше бы на работу устроился, мать надрывается…

Внутренний Вырвиглаз, запрятанный в дебри Никиты Слащёва, очнулся.