Мертвец

Отец сидел за столом и молол в кофемолке перец. На столе белел мукой фанерный лист, а на нём аккуратными рядами выстроились пельмени. Слева были с мясом, посредине — с рыбой, а справа — с грибами. Шумел газ, возле плиты Сенька ворочал шумовкой в кастрюльках. Это у нас такой обычай — варить разные пельмени в разных кастрюлях, а потом в одно блюдо сваливать, поливать маслом, посыпать зеленью, перемешивать. Потом надо подождать, пока все они не пропитаются, и можно разбирать.

Пельмени, конечно, здорово, но я больше вареники с картошкой люблю. И жареные блинчики с курицей. Но пельмени тоже здорово. Бабушка сидела возле холодильника и наблюдала за процессом со скептическим видом.

Матери не было почему-то.

Я устроился за столом.

— Как дела? — спросил отец.

— Лучше всех, — бодро ответил я. — И зверский аппетит.

— А как работа?

— Лучше всех, — так же ответил я. — И вызывает зверский аппетит.

— Да… Я гляжу, дрова привезли…

— Привезли, — тут же сказал я, — дрова привезли. Когда я смотрю на эти дрова, у меня возникает зверский аппетит.

Отец замолчал.

— Сенька, когда будет? — спросил я.

Сенька выудил из кастрюли пельмень, подул, слопал целиком.

— Готово, — сказал он и принялся вываливать пельмени в глубокую тарелку.

И тут же появилась мать с банкой сметаны.

— Я гляжу, уже всё поспело, — сказала мать. — Ну, давайте кушать…

Мать пристроила банку в самом центре стола, после чего достала из буфета стопку тарелок и вилки. Отец вытряхнул из кофемолки перец, наполнил им перечницу, полил пельмени топлёным маслом.

Я устроился за столом первым, не стал терять времени, нагрёб себе побольше пельменей, выковырял сметанный кусок, бросил его сверху, посыпал перцем и стал есть.

Пельмени были хороши, в пельменях, в отличие от рассольников, мать толк знала.

Бабушка поступила по-другому — подтянула к себе всю большую миску и брезгливо сгрузила себе два пельменя.

Отец, мать и Сенька разделили остальное. Я торопился. Пельмени у матери всегда слишком большие, и я их обычно сначала располовиниваю, потом макаю в сметану и в перец, но тут я не церемонился и жевал целиком. Я прекрасно чувствовал, как под потолком сгущается электричество Большого Скандала, и спешил разобраться с завтраком до него.

Кстати, Сенька тоже торопился, Сенька не дурак. Отец и мать ели, как обычно, а бабушка уныло возила пельменем по тарелке, из разорённого пельменного бока вываливались чёрные грибы.

— Тесто жёсткое, — сказала вдруг она, и я понял, что это начало.

Бабушка уронила вилку на стол.

— Да хорошее тесто, — возразил отец. — И начинка получилась…

— Тесто резиновое, в грибах песок. У вас тут что, песчаный карьер?

— Мама… — попытался остановить бабушку отец.

— Не перебивай, — ледяным голосом сказала бабушка, и отец замолк.

Мы с Сенькой продолжали добивать свои порции, аппетит у отца и матери поубавился. Так им. С бабушкой лучше не вязаться.

— Когда тебя окончательно выпишут? — спросила бабушка отца.

— Не знаю, наверное, скоро…

— Наверное?

— Наверное… Доктор сказал, что надо сдать анализы…

— А тебе не кажется, что анализы надо было раньше сдавать? Какие ещё анализы?!

Бабушка с силой размазала пельмень по тарелке — чвак!

— Мне надо на томографию в Москву ехать…

— Тебе не поможет томография, — ухмыльнулась бабушка. — Не поможет…

Она отодвинула тарелку.

— Я тебе сколько раз говорила — чтобы не посылали ребят на работу! — сказала бабушка голосом старой учительницы.

Родители дружно поглядели на меня. Я как ни в чём не бывало разбирался с рыбным героем.

— Мы что, мало в своё время вкалывали?! — Бабушка прищурилась. — Мы зачем пахали? Чтобы теперь дети на службу ходили?!

Бабушка пёрла как крейсер, мне самому даже страшно стало, показалось, что вот-вот бабушка выхватит из-под стола чёрный революционный маузер и скажет: «Ну что, Козьма, пшеничку-то прятал?» Хотя маузеры — это, кажется, до неё ещё были, во времена прабабушки, тогда друг друга обожали к стенке ставить.

— Ты — взрослый мужчина — не можешь обеспечить свою семью! Ты как воспитываешь своих детей?

— Мы нормально их воспитываем! — сказали мать и отец вместе.

— Кем они у тебя вырастут? Кем? Лесорубами? Могильщиками? Тряпка.

Отец молчал.

— Тряпка. И всегда был тряпкой. И бабу себе выбрал… такую…

— Ты мужчина или как? — не выдержала мать.

— Это у тебя, милочка, надо спросить, — тут же нашлась бабушка.

Мать брякнула вилку о тарелку и выбежала. Отец тоже вскочил.

— Беги за ней! Давай! — усмехнулась бабка.

Отец обречённо сел обратно.

— Я же говорю, тряпка… — Бабушка закурила и вспомнила о нас. — А вы что тут сидите?! А ну брысь!

Мы с Сенькой не заставили себя ждать, побросали вилки и сдёрнули, отошли к колодцу, чтобы вопли были не слышны, сели на скамейку.

— Между прочим, бабка всё тебе завещала, — сказал он.

— Что «всё»?

— Хибару свою, — заржал Сенька. — И хибару и огород. Так что ты теперь король недвижимости.

Сенька подумал, затем добавил:

— Холуй ещё.

Мы подрались.

Глава 18. Гарантированное взаимное уничтожение

Я насчитал восемь. Восемь разновидностей.