Мертвецы и крысы

Ее светлые кудри взметнулись непокорной волной. Имме вспомнился кораблик в прическе фрау Герды. К горлу подступила тошнота. Имме все еще колебалась.

– Когда они отдадут этому музыканту бидон черножизни, им придется чем-то пополнить карьер, – с нажимом произнесла Серени.

– Но как… как мы соберемся… Как ты узнаешь, кто…

Серени улыбнулась, сверкнув великолепными зубами.

– Я знаю всех, кто ходит ко мне в салон, – сказала она. – И я знаю, кто ко мне не ходит , верно? Одна хорошая рекламная акция… Призыв, составленный с умом…

– Проходи, – сказала Имме. – Будем составлять его вместе, твой рекламный призыв.

Зашуршали кусты. Обе женщины резко повернулись.

– Я тоже хорошо умею придумывать, – сказал Франк.

В одной руке он нес сумку, очень тяжелую, судя по тому, как она оттягивала ему руку. Другой он держал за руку младшего брата.

– Вы же не оставите нас с ними, фройляйн Имме? – спросил Эрнест. – Вы ведь единственная, кто никогда…

Франк смотрел на Имме в упор. Его темные глаза по-прежнему ничего не выражали.

Имме махнула рукой.

– Проходите, – сказала она и открыла дверь.

Они зашли. Крысы, мертвецы и волшебная музыка остались снаружи.

3

С толикой мрачной гордости Гийом отметил, что скорость регенерации оставалась по-прежнему высокой – не прошло и трех часов с момента заключения сделки, а Генрих, стоявший за трибуной, уже снял повязку с лица и рук. И всего-то понадобилось ему для этого один раз плотно перекусить.

– Как вы быстро управились! – сказал Генрих. – Сразу видно профессионала!

Главный зал ратуши опустел. Звуки голоса нового бургомистра Тотгендама перекатывались по нему, как кости в погремушке шамана. Отскакивали от каменных лиц стражников и пятерки избранных – малого совета города.

– Позвольте взглянуть на ваш… рабочий инструмент, – сказал Генрих, протягивая руку.

Гийом подал ему флейту. Генрих со смесью страха и любопытства осмотрел ее.

– Изумительный инструмент, – сказал он. – Сам отец Шабгни не отказался бы сыграть на таком, а?

Гийом усмехнулся и кивнул.

Генрих поднял флейту к лицу, словно чтобы запомнить ее навсегда, а затем резко опустил и сломал об колено. Это далось ему с усилием – лицо даже побагровело от натуги. Раздался громкий хруст. Пришел черед Генриха, усмехаясь, посмотреть на Гийома. Наверное, новый бургомистр Тотгендама хотел, чтобы в темных глазах крысолова что-нибудь отразилось. Страх, например. Или чтобы тот выдавил из себя улыбку, показывая, что понял шутку. Однако в глазах Гийома не отразилось ничего. Словно не единственный источник пропитания бродяги, не дорогую волшебную флейту сломал сейчас Генрих, а гнилую камышину.

– Не держите нас за дураков, господин крысолов, – сказал Генрих, бросая обломки на трибуну. – Эту сказку мы все читали.

И добавил, возвысив голос:

– Выдайте господину крысолову плату за его труд!

Откуда-то вынырнул служитель в сером. В руках у него был поднос. На подносе стоял такой крохотный фарфоровый флакончик, что Гийом его даже не сразу заметил. Служитель водрузил поднос на трибуну и удалился. Гийом перевел взгляд на свой бидон, потом снова на флакон, одиноко высившийся по центру огромного подноса.

– Что это? – спросил Гийом.

– Налоги, господин крысолов, – все еще улыбаясь, но уже неуверенно ответил Генрих. – Они у нас очень высоки. Особенно для не-граждан Тотгендама.

– Ну, ясно, – сказал Гийом.

Он повернулся, чтобы покинуть ратушу.

– Э, нет, – возвысил голос Генрих. – Вы получите свою оплату, хотите вы этого или нет. С Шабгни шуток не шутят. Стража, вручите господину крысолову его честно заработанный флакончик.

Лязгнуло железо – стражники в своих углах зашевелились, чтобы остановить дерзкого крысолова.

Гийом усмехнулся и сгреб флакончик с подноса.

– Не думаю, что это помешает Шабгни получить то, что ему причитается, – заметил он с жуткой, самоубийственной веселостью. – Боги – они такие.

Генриха пробрал озноб при этих словах Гийома. Бургомистр был так напуган и сбит с толку, что даже не подумал о том, что за подобную неуместную шутку наглый бродяга должен быть наказан.

– Вы не хотите поблагодарить нас за щедрость? – спросил Генрих. – Ведь целый бидон черножизни, как-никак. Хочешь – купайся, хочешь, обливайся.

Темные, как гладко отполированный агат, глаза Гийома остановились на нем.

– Благодарю вас, – сказал Гийом вежливо. – Это хорошо, что вы не верите в сказки.

Генрих проводил взглядом его крепкую фигуру. Словно бы ледяная ладонь зажала рот новому бургомистру, не давая произнести ни слова, пока не хлопнула, закрываясь за гостем, дверь ратуши.

* * *

Не успел Гийом сойти со ступенек ратуши, как его окликнули:

– Господин крысолов! Господин крысолов!

Гийом обернулся и увидел огромного, как медведь, мужчину. И узнал его. Этот мужчина возмутился тем, что отдавал флягу черножизни каждый год для обрядов, которые не проводились. Староста рабочих карьера. Клаас, кажется.

Клаас протянул Гийому увесистую флягу в кожаном чехле.