Мертвецы не катаются на лыжах

— Тем не менее то, что он сказал, справедливо, — ответила баронесса. — Если человек ведет себя разумно, опасаться нечего. Только глупость приводит к беде.

— Именно так я всегда и говорю, — произнесла миссис Бакфаст неожиданно и очень твердо. — Всегда требуется соблюдать осторожность.

Генри вдруг охватило необычное ощущение всеобщей напряженности, будто каждая произнесенная фраза таила некий скрытый подтекст, и все говорившие посылали какой-то намек — кому? Всем? Кому-то одному? Он огляделся. Каро, уставившись в тарелку, выглядела так, словно ей было неуютно. Роджер отодвинул еду и, похоже, был искренне расстроен. Полковник, опустив подбородок на грудь, о чем-то размышлял. Но так же быстро, как пришло, тревожное ощущение рассеялось и показалось нелепым. Баронесса заметила, что это большая трагедия, но такое случается, так что событие не должно омрачить им отдых, и добавила: поскольку лед теперь сломан, она хотела бы представить всем Франко ди Санти (смуглого итальянца) — скульптора из Рима, с которым познакомилась здесь в свой предыдущий приезд.

— Так что мы давние друзья, — сообщила она с ослепительной улыбкой.

Это вернуло разговор в нормальное русло, и когда все заверили, что счастливы познакомиться с Франко, Роджер спросил полковника, собирается ли он опробовать Галли — трассу, которая, как он объяснил остальным, является самым прямым, но также и самым крутым спуском к деревне. Полковник раздраженно ответил, что навел справки на этот счет и оказалось: эта трасса закрыта до дальнейших распоряжений из-за чрезвычайно опасного состояния снежного покрова. Побоявшись, что это известие вернет разговор к гибели Джулио, Эмми поспешила спросить Роджера, как гости «Белла Висты», находясь в полной изоляции, обычно проводят вечера. Роджер просиял и ответил, что в баре имеется чертовски хорошая радиола и почему бы им всем не пойти туда потанцевать?

— Как насчет этой бедной немочки? — спросил Джимми вполголоса, указывая на стол, где сидело немецкое семейство. — Давайте пригласим ее с нами.

— Да, давайте, — подхватила Каро драматическим шепотом. — Бедняжка, похоже, запугана так, что и говорить не решается.

Генри понадеялся, что немецкое семейство не понимает по-английски: разумеется, по их виду невозможно было догадаться, понимают ли они, что речь идет о них, потому что те продолжали флегматично есть сыр и поглощать корнишоны.

— Роджер, старик, спроси ты, — сказал Джимми. — Ты ведь мастер зубы заговаривать.

— Да, Роджер, дорогой, давай, — подхватила Каро.

С некоторой неохотой тот встал и направился к соседнему столу. Каро и Джимми видели, что молодой человек, излагая приглашение, мобилизовал все свое незаурядное обаяние, однако получил решительный отказ. Не успела девушка и рта раскрыть, как ее отец коротко проскрежетал что-то, и все трое, поднявшись из-за стола, чеканным шагом покинули столовую. Роджер вернулся к своей компании удрученный и сердитый.

— Очень мило, ничего не скажешь, — заметил он, плюхаясь на стул.

— Что этот старый боров тебе сказал? — озабоченно спросила Каро.

— Пробубнил, что об этом не может быть и речи, и потащил несчастную девочку прочь, не дав ей и слова сказать, — ответил Стейнз.

— Дева в беде… прелестно. — Джимми был чрезвычайно доволен собой, и его заговорщицкая улыбка оказалась заразительна. — Мы должны вырвать ее из когтей дракона. Кто знает, где ее комната?

Каро охотно сообщила, что видела, как девушка выходила из номера напротив ее собственного на верхнем этаже.

— Моя комната находится в глубине дома, значит, ее должна располагаться над входной дверью.

— Отлично, — сказал Джимми. — Подождем, пока они улягутся, а потом мы с Роджером заберемся к ней на балкон и споем серенаду…

— Не говорите глупостей, вас все услышат, — возразила мисс Уиттакер.

— Мы будем петь очень тихо, — не без сарказма пообещал Джимми.

— И тогда она уложит под одеяло валик, а сама тайком спустится по лестнице…

Продолжая с упоением развивать этот сюжет, все направились в бар.

— …а если старый мерзавец явится и устроит сцену, — продолжал молодой Пассденделл, — обещаю, что я…

И осекся на полуслове. Из бара доносилась мелодия сентиментальной неаполитанской песни о любви, которую исполнял роскошный тенор под аккомпанемент гитар; и в проеме двери они увидели «деву в беде», степенно вальсирующую с Фрицем Хозером, между тем как ее родители, сидя за столиком, потягивали кофе с итальянским бренди.

Эмми расхохоталась.

— Вот вам и «дева в беде», — сказала она.