Мертвецы не танцуют

– Дурачка не жалко… Но это уже неважно! Я, ты, неважно! Важен принцип! Ты понимаешь, Дэв? Никто не мог, а мы смогли! Сюда! Теперь остальные поверят! Теперь только утра дождаться… Облачный Полк… Дождаться утра… Мы вернемся – и все будут знать, что это можно…

Все вранье. Никто не мог. Никогда. Я смог. Все равно бесполезно.

Курок заплакал. Шевелился и обо что-то там ударялся, получался долгий звук. И звон. Снаружи. Кажется, тут где-то собор. Колокола там звонят, грустно, сквозняки звонили в колокола…

Или ветер, пусть лучше ветер.

– Я придумал, я убедил. И тебя… Это я выбрал, я виноват… Прости, а?

– Брось, – сказал я. – Ты правильно все придумал. Так и надо было. И доказал – мы же вдвоем. И планетарий свой увидишь.

– Нет, не увижу… Я потому и вызвался… Ты вернуться должен…

– Вернемся оба.

Я попытался набраться злобы. Силу ведь можно не только в уверенности черпать, но и в злобе, вот я и пытался. Я не мог умереть в таком месте. Никак.

Ненавижу.

Сумрака. Его белую склизкую кожу, его опухшие суставы и толстый язык, я хотел его смерти. Именно смерти – я надеялся, что в нем сохранилось хоть что-то, хоть капля человеческого, маленький оборвыш души. Потому что я хотел увидеть в его гнилых вонючих глазах страх…

Япет. Доктора, все их ухищрения…

Злоба не собиралась. Жалкая хитрость.

Наверное, из-за усталости. Я устал. И сейчас и вообще, устал так, что в нужный момент не нашлось сил. Из-за страха. Утомительное чувство, ничто так не поедает человека, как страх.

Не злоба нужна, злоба тут не пойдет. Правда. Надежда. Я хочу вернуться.

Я проиграл. Не справился. Значит, в моей душе недостаточно было ее, этой правды. Его тьма оказалась сильней моего света.

Сам виноват.

Остались тропари. Я вспоминал их по порядку, повторял раз за разом. Курок выл.

Он вернулся к утру. Сумрак. Притащил что-то, бросил в угол. Сначала я испугался, что это человек, но потом добыча зашелестела и запахла, а я успокоился – так шелестеть и пахнуть никакой человек не мог. Это шелестело было явно недовольно своим положением, шелестело все настойчивей и сердитей.

Сумрак стоял рядом. Он не смотрел на нас и не двигался, точно впал в спячку. Часы тикали в тишине. Громко. Мне стало интересно – как он их заводит, я стал об этом думать и, наверное, долго думал. Но потом я вдруг понял, что часы с автозаводом. Сумрак двигался – и они тикали.

Нож. Мачете, вернее. Длинное, кривое и ржавое, он держал его в руке. Воняло.

Зашелестело сильнее, и из угла показалось что-то похожее на ежа. Или на змею. Или все-таки на ежа, плоская еже-змея. Погань. Она заверещала и попыталась удрать, сумрак тут же сдвинулся. Он исчез, и через секунду шелестение стихло и из шелестелки выставился клинок, сумрак объявился в дальнем углу. А эта тварь принялась бродить вокруг лезвия и через несколько оборотов сама себя намотала, лопнули кишки, и некоторое время тварь билась в агонии, распространяя еще более густое зловоние. Перевернулась кверху брюхом.

Сумрак продолжал стоять, из-под ежа растекалась черная лужа, и тикали, тикали часы, потом сумрак сдвинулся и оказался совсем рядом, стал смотреть. Из дыры, заменявшей ему ухо, показалась желтая ползучка.

Сумрак рывком выдернул мачете и принялся рубить ежа. Долго, выдерживая между каждым движением паузу, а часы тикали и тикали, били по голове стальными молоточками.

Это продолжалось больше часа, я почему-то так считал. От ежа остались мелкие куски, и сумрак утратил к ним интерес, он переместился к окну. Мачете не выпустил.

Очнулся Курок.

Всхлипнул.

– Осторожно, – попросил я.

Говорить тяжело. В голове тяжело. Сердце ворочалось, стараясь загнать кровь в ноги. Получалось плохо, ног я вообще почти не чувствовал.

– Сдохнуть… – прошептал Курок – Сдохнуть…

– Это он сдохнет, – сказал я. – Я вырежу ему язык и вобью в глотку кол. Обещаю.

– Это мы сдохнем… Мы… У меня в голове… Камни…

– Дыши равномерно, – посоветовал я. – И пореже.

Курок захрипел.

– Прыгни в люк… – всхлипнул Курок уже громко. – Это выдрин пух… Еще раньше здорово наглотался… Почти год продержался… Доктор сказал – полтора месяца в лучшем случае, если будешь таблетки жрать, если курить бросишь… А я год, я хотел в планетарий. Из него все видно, ты это можешь представить…

– Мы не умрем. Мы герои, Курок, герои не умирают.

– Еще как умирают. Слушай, Дэв, а как это… Ну, не хочу, чтобы он… Сам хочу, сам… Есть способы, а?

Способы были, учил меня в свое время Гомер. На случай безвыходных положений. Когда надеяться уже нечего. Три, по крайней мере, способа. Не то, чтобы быстро и уж совсем безболезненно, надежно.

– Нет способов. Не думай о ерунде.

Курок засмеялся. С пузырями.

– Не хочу, тварь…

Я тоже не хотел. Совсем. Страшно. Интересно. Проверить. Трудно придумать способ лучше, я и сделать ничего не могу, связан и пребываю в руках Его.

– Не хочу!

Мне не было жаль Курка. Жалость – это для послезавтра.

– Тише…

Но Курок уже не мог тише.

Сумрак вздрогнул. Посмотрел на мачете и шагнул к Курку.

Курок забился, стукаясь головой о стену. Сумрак поднял рубило.

– Эй! – заорал я. – Эй! Повернись!

Сумрак повернулся.