Мертвецы выходят на берег. Министр и смерть. Паршивая овца

Через десять минут прозвучал отбой. Стрелки, не умудрившиеся утопить бутылки, поднесенные волнами совсем близко, были признаны руководителем стрельбы (министром юстиции) абсолютно безнадежными. Насколько я мог судить по результатам первого круга, хуже всех стреляли Барбру Бюлинд и Министр, и не намного лучше стреляла Сигне. Обслуживающий персонал в лодках, выловивший непотопленную дичь, на все лады хулил неудачников. Особенно досталось Министру. Комментарии, отпускаемые в его адрес, смутили даже такого закаленного в политической купели моржа, как он. Хюго Маттсон слушал все это с открытым ртом и молча наслаждался, как наслаждаются обычно игрой знаменитого маэстро.

Потом в воду опустили винные бутылки, на этот раз немного подальше. Стрелки снова установили свои ружья на сиденья стульев. Министр юстиции отдал приказ открыть огонь.

В этот миг справа из-за мыса вынырнула моторная лодка. Ее светлый корпус блестел на солнце и разбрызгивал валы белой пены. Водитель стоял за рулем в треплющейся на ветру белой рубахе с длинными рукавами. Я поднял бинокль к глазам, хотя и так уже знал, что в лодке стоит профессор Хаммарстрем. Когда он выключил мотор, нос лодки, погасив белую пену, осел в воде, и маленький синий сторожевой катер, поспешно рванувшийся к ней от пристани, повернул обратно. Предоставленная волнам, открытая лодка профессора медленно дрейфовала в нашу сторону носом вперед. Впрочем, никакой опасности она не создавала, потому что неизбежно уткнулась бы в берег задолго до того, как достигла сектора стрельбы. Кристер Хаммарстрем, ладошкой защищая глаза от солнца, выискивал взглядом маленькие горлышки бутылок, левая его рука опиралась о ветрозащитный козырек. Я видел его в бинокль так же ясно, как видишь сидящего напротив тебя за столом человека, и до сих пор помню, как бросилась мне в глаза белизна его рубашки.

Я перевел бинокль на воду прямо передо мной. У министра юстиции оставалось на поверхности только одно бутылочное горлышко. У других стрелков — по два и по три. Неожиданно выстрелы участились, почти слившись в один короткий отливающий жестким блеском звук.

Бинокль заскользил вдоль ряда пляшущих, омываемых водой бутылочных горлышек и вновь остановился на лодке.

Она по-прежнему спокойно и солидно качалась на залитой солнцем поверхности моря.

С той только разницей, что теперь в ней не было никого.

14

Стоя рядом со мной, Ева Идберг беспрерывно и пронзительно кричала. Боковым зрением я видел, как поднялся на пластмассовом катере подросток и яростно, почти истерически замахал красным флагом. А в бинокль, который я не отрывал от глаз, я видел, как из-за ветрозащитного козырька медленно поднялся профессор, лицо его кривилось от боли, словно было обожжено раскаленным мелом. К левому боку профессора прилипла рубашка, и кровь, казалось, хлестала из нее все новыми и новыми волнами. Я почувствовал, как к горлу подступает тошнота, и опустил бинокль.

Стрелки на берегу подо мной повскакали на ноги, бросив стулья. Все смотрели на дрейфовавшую лодку.

— Боже! Мы подстрелили его! — раз за разом вскрикивал Магнус.

— Но это невозможно! — Хюго Маттсон все еще сжимал в руках ружье. — Он был далеко! Он не попадал в сектор! Вряд ли кто-нибудь мог взять столь неверный прицел…

Кристеру Хаммарстрему удалось наконец завести мотор, и лодка медленно пошла к нам. Неподвижные фигуры на берегу ожили. К нему потянулось множество рук.

— Как же вы стреляете, — сквозь зубы пробормотал хирург, когда ему помогали сойти на берег. — Я был от сектора градусах в двадцати. Пуля попала в руку, и чертовски болит.

Более подробно случившееся он не комментировал.

Сохраняя профессиональное спокойствие, он стал отдавать распоряжения. Было сказано: вызвать по телефону местного врача, одного мальчишку послали за медицинской сумкой, другому поручили отвести и поставить лодку к причалу Министра. Было приказано также разыскать марлевые бинты, а Сигне, учившуюся когда-то на курсах Красного Креста, попросили выступить в роли медицинской сестры. Ева Идберг кружилась возле профессора, стонала и охала до тех пор, пока железная маска у него на лице не прохудилась и он яростно, грубо и совершенно несдержанно не наорал на нее. Потом в сопровождении Сигне и Министра Хаммарстрем исчез в доме, оставив позади на лужайке горстку испуганных и растерянных людей.

Кофейный столик и стулья на лужайке сиротливо грелись в лучах солнца. Все стояли.

— Не знаю, как это могло случиться! — недоумевал Магнус. — Лодка появилась сбоку. Я видел, как она приближается к мысу, и, хотя мои бутылки были к ней ближайшими, нисколько не беспокоился.

Я тоже рассказал им, что все время наблюдал за лодкой в бинокль и видел ее за десять — пятнадцать секунд до залпа. Точно в момент залпа лодку наблюдала одна Ева.