Очнулся Слон в комнате, через всю стену которой шло огромное зеркало. Он сидел на хирургическом кресле, руки его были прикреплены широкими кожаными ремнями к подлокотникам — не порвешь, как ни старайся. Рядом стоял столик с ящичком, похожим на аппарат для снятия электрокардиограммы, с ампулами и шприцами и несколькими инструментами, вызывавшими в воображении живые картинки, увязанные с ампутациями, вивисекцией и прочими подобными «радостями». На стуле с высокой спинкой-сидел мужчина в белом халате. За креслом стоял тот самый здоровяк, угостивший Слона дозой из шприца. Это был куратор трех оперативных пятерок Муромец.
Муромец обошел кресло и нагнулся над Слоном.
— За что Артиста подвесил? — спросил он.
— Кого? — откашлявшись, спросил Слон.
— С тобой и Доходягой в камере сидел.
— А, который по налогам? Сам повесился.
«Белый халат» неторопливо начал перебирать инструменты. Взял какую-то штуковину, напоминающую садовые ножницы. Попробовал лезвие пальцем:
— Ты чего, в поряде крезанутый? — заерзал на сиденье Слон.
«Белый халат» придвинулся к нему, легонько проведя лезвием по руке.
— Тебе лучше сразу все сказать. Все равно скажешь. — посоветовал Муромец.
— Да пошел ты, козел! Педрила! Козел!!! А-а! — Слон извернулся и рванул руки так, что ремни, казалось, переломят кости. Потом дернулся еще раз.
«Белый халат» обернулся к Муромцу и пожал плёп чами.
— Психопат. Замкнет в голове — ничего из него тогда не выжмешь.
— Сыворотка?
— Сердце слабое.
— На сколько его хватит?
— На двадцать минут должно хватить.
— Работаем.
Слон снова дернулся, начал биться в корчах. Но его тут же зажали сильные руки. В предплечье впился инъектор. С минуту ничего не происходило. А потом на Слона будто дохнуло из раскаленной печи. По телу прокатился жар. Сердце забарабанило в груди тяжелым пулеметом. Все вокруг стало куда-то уплывать, а потом, наоборот, приобрело ледяную четкость, так что казалось, слова падали стеклянными шариками в тонкие хрустальные бокалы. Потом Слона потянуло куда-то мощное течение — оно корежило, вертело его, лишало воли. Затем полились слова. Никогда Слону не хотелось болтать так, как сейчас. Никогда ему не было так смешно и радостно, как сейчас. Некоторое время он еще пытался сдерживаться. Ему это удавалось.
— Ты смотри, прищелкнул языком «белый халат». — Крепок.
— А еще вкатить?
— Попробуем.
Еще одна доза… И Слон сломался.
— Кто приказал убрать Артиста?
— Артист? Убрать? Убрали Артиста… Убрали… Артиста убрали… Болтался так смешно, ха-ха, ножками-то сучил… Смешно-то… Приказал?… Ага… Приказал.
— Кто?
— Я палач, ха-ха… Палач…. Приказали… И Доходяга палач. Мы палачи, ха-ха!..
— Кто приказал?
— Кукольник… Ха-ха…
— Зачем?
— Ха-ха… Ему тоже кто-то, ха-ха, приказал… Ха-ха.
Через минуту Слон обмяк.
— Готов, — кивнул «белый халат». — Сердце. Хорошо держался.
Муромец вышел из комнаты и прошел в соседнее помещение, из которого через зеркало наблюдал за происходящим генерал-лейтенант госбезопасности Сергей Бородин, известный так же как Зевс.
— Кто такой Кукольник? — спросил Зевс.
— Один из московских законников, — ответил Муромец. — Из нового поколения. Авторитетен.
— Он может входить в организацию?
— Может. А может и нет. Возможно, просто выполнял чей-то заказ.
— Три твои пятерки на задержание Кукольника, — приказал Зевс.
— Есть… Теперь надо ждать ответных ударов.
— Как они будут действовать?
— Так же, как и мы. Если решат, что за исчезновением Слона стоим мы, начнут выяснять, кто изменил ему меру пресечения. Примутся за прокурора.
— А мы?
— А мы будем их ждать… Из Амстердама какие вести?
— Пока никаких.
— Интересно, они справятся?
— Трудно в это поверить, — сказал Муромец. — Но мне кажется, что справятся…
⠀⠀ ⠀⠀
*⠀⠀ *⠀⠀ *