Алтайский край гудел. Перекрывались дороги. Пропахивали безоблачное небо военные вертолеты. Прочесывали местность поисковые группы внутренних войск и милиции. Из колонии строгого режима ушло четверо окончательно потерявших человеческий облик зеков. Они убили двоих охранников, и теперь у них было два автомата. Путь их проследить оказалось совсем несложно. Он был устлан трупами. За еду, за одежду беглецы расплачивались одной валютой — кровью. Кровью чужой. И вот четверка набрела на Глеба и Алену.
— Хороша мартышка, — услышал Глеб прохладным утром голос, больше похожий на петушиный крик.
Глеб попытался выбраться из спального мешка, но измазанный в грязи сапог припечатал его к земле.
— Лежи, крысеныш.
Их было четверо — тех самых беглых зеков. Четверо — и два автомата. Глеб с испугом смотрел на пришельцев, не в силах отделаться от мысли, что перед ним прямо из воздуха материализовались дьявольские персонажи картин Босха. Бритые черепа, зато небритые лица, перекошенные чертовской веселой злобой.
— Вылазь, мартышка, — произнес обладатель петушиного голоса — паренек лет двадцати пяти с белесыми прозрачными рассеянными глазами, переломанным вдавленным носом и щербатым ртом. Он облизнулся и шмыгнул носом, глядя на Алену.
_ Оставьте меня в покое, — крикнула она.
Щербатый нагнулся над ней и поиграл перед ее лицом здоровенным разделочным ножом.
— Кому сказал, сучка, — он прибавил несколько забористых выражений.
Глеб нутром понял, к чему идет дело, поэтому поспешно произнес:
— Берите все. Только нас не трогайте. Пожалуйста. Мы будем молчать.
В ответ он получил презрительный взор Алены — она считала, что Глеб ведет себя просто малодушно. Он же ощутил дыхание смерти. Впервые дало о себе знать врожденное предощущение опасности, и оно подсказывало — главное сейчас выжить.
— Глянь, Сопатый, они не скажут, — захохотал костлявый дылда в просторной японской куртке с темным замытым пятном на рукаве — кровь ее бывшего хозяина. В руках он сжимал автомат.
— Слышь, молчать будут! Ха!
— Фуфлыжники. А маруха ничего, — костлявый вытряхнул-таки отбивающуюся Алену из мешка.
— Оставьте… Оставь меня. — Она дернулась, попыталась ударить щербатого.
— Не вертухайся. — Он сплюнул и влепил ей пощечину, Алена упала на землю и всхлипнула.
— Я тебе счас пропишу! — щербатый занес ногу.
Глеб к тому времени выбрался из своего мешка. Он стремительно рванулся вперед. Опыта драк у него не было. Но от его удара сдвоенными руками бугай с синюшным лицом, удивленно крякнув, осел на землю.
Глеб не собирался погибать. Голова работала на удивление четко. Он хотел допрыгнуть до низкорослого кавказца и вырвать у него автомат. Шанс на успех был невелик, Глеб понимал это. Но других шансов не было. Он не верил, что эти люди пощадят их. Они пришли за их жизнями — это было понятно.
Глеб почти успел. Но тут послышался гром. Средь ясного неба. Глеба повело куда-то вбок. Он сделал еще шаг, но ноги слабели. Кто-то несколько раз ударил по груди. Не больно — будто палочками по барабану. Боли вообще не было. Просто все вдруг начало темнеть. А потом в лицо уткнулась холодная, с каплями росы трава. И он потерял сознание.
Глеб не видел самого страшного. Он лежал, продырявленный автоматной очередью, а в это время беглые зеки куражились над Аленой. Они творили что-то неописуемое.
Не видел Глеб и того, что произошло потом. Как из леса выступил седой бородатый старик, похожий на сошедшего с картины волхва. Как осклабились убийцы, только что добившие изнасилованную, истерзанную девушку. Они обрадовались еще одному развлечению. Им хотелось еще крови.
— Тоже свежатинки захотелось, дед? — щербатый улыбнулся во весь рот, кивая на растерзанную девушку. — Не успел.
— Старик Хоттабыч, — А костлявый шагнул к старику. — Ты его, Бацилла, не задевай. Колдун, не иначе, хи…
Костлявый потянулся к старику, похоже, решив схватить того за бороду… И зарылся в траву со свернутой шеей.
Первые секунды беглые зеки просто не могли поверить своим глазам. А потом стало слишком поздно. Точнее, поздно было с самого начала. С того момента, когда старик увидел эту свору бешеных псов и два распростертых тела.
Бугай вскинул автомат, но нажать на спусковой крючок не успел — удар пальцем в горло раздробил кадык и оборвал жизнь. Кавказец испуганно вскрикнул и выстрелил. Но старик был как заговоренный. Двигаясь по странной, извилистой траектории, он сблизился с бандитом. Автомат отлетел в сторону. А вскоре на земле улегся и кавказец с неестественно вывернутыми правой рукой и головой.
Щербатый кинулся в лес, но старик без труда настиг его и сшиб ударом в спину. Взял за шею, замахнулся.
— Не надо, дяденька, — по-поросячьи взвизгнув, воскликнул щербатый.
— Племя диаволово, — с какой-то грустью произнес старик, опуская руку и забирая жизнь последнего подонка.
Старик подошел к окровавленному телу Алены. Перевернул его. Провел рукой над лицом. Горько вздохнул и перекрестился. Потом направился к Глебу. Приподнял его голову. Прищурился, положил ладонь на лоб и прошептал:
— Жив.
Но Глеб доживал последние минуты.