Трактор подстраховывался по всем правилам. Помимо машины сопровождения с охраной сзади двигалась еще одна, нашпигованная радиоаппаратурой. Трактор знал, что действительно отвечает головой, и принял все меры безопасности. Он был уверен, его ребята, один из которых раньше работал в службе наружного наблюдения КГБ и собаку на таких делах съел, заметят прилепившийся «хвост».
— Порядок, все чисто, — сообщили по рации.
— Слышишь, Магомед, все чисто, — усмехнулся Трактор. — Можно в логово… Давай в Черемушки, Колян, — приказал он водителю.
Тот кивнул и свернул с шоссе…
⠀⠀ ⠀⠀
*⠀⠀ *⠀⠀ *
Насте порой хотелось сесть, обхватив колени руками, да так и сидеть в полузабытьи, не замечая течения времени, застыв в бездействии и бездумии. А еще чаще хотелось расплакаться, хоть как-то выплеснуть свое отчаяние. Но еще больше хотелось, чтобы кто-то пожалел ее, посочувствовал, обнадежил — мол, не горюй, действительно сейчас все хуже некуда, но как-нибудь утрясется, все будет отлично. Но ни на что это Настя просто не имела права. Она должна держаться. Не столько ради себя, сколько ради девчонок. Ради Инги и Лены, которые, казалось, только и держались, черпая силы из Настиного демонстративного оптимизма. Именно Настя должна была нести на себе эту ношу — быть человеком, который скажет: «Все в порядке, девочки, все будет хорошо». Как бы плохо ей ни было, она всегда находила в себе силы пошутить, подержать девочек за руку, рассказать какую-нибудь историю. Она вспоминала дорогие ей книги и фильмы, рассказывала их вечерами, стремясь донести до Инги и Лены свои чувства, свои взгляды, и видела, что это получается. Она читала любимые стихи дорогих поэтов — Есенина, Пушкина, Цветаевой, и каждое их слово, наполненное мудростью и красотой, падало на благодатную почву. Здесь, в отдалении от всего мира, стихи звучали особенно ясно. Они вызывали отзвук в их измученных душах. Даже Инга начала выходить из угрюмого оцепенения. Она отвыкала от наркотиков, и возникающую у всех наркоманов пустоту заполняла поддержка Насти.
Дни текли за днями. Монотонно, без каких-либо событий, в ожидании худшего. Ужин. Сон. Подъем. Завтрак. Тусклая сиреневая лампа по ночам и бледный синеватый свет днем.
Время густело. Текло, казалось, все медленнее. Но оно теперь наполнилось неожиданной душевной близостью трех девчонок. А еще добротой Насти, ее человеческим участием. Общением друг с другом. И надеждой… Да, надежда, пусть слабая, но была. Пусть надежда на чудо. Но ведь чудеса тоже иногда случаются. Чудеса входят в нашу жизнь тогда, когда кажется, что уже ничто не может помочь, когда думается, что нам, обреченным, никогда не вырваться из заколдованного, очерченного жестокой безжалостной рукой круга.
Но никому не удается обмануть время.
Однажды привычно открылась дверь и появился Кувалда. Сегодня он выглядел бодрее, чем обычно, и даже его шаркающая походка была более бодрой… А местная мудрость гласила: если Кувалде хорошо, то кому-то будет плохо.
Он оглядел пленниц своим туманным, взором. Мутные глаза, остановились на Насте.
— Ну что, ласточка, отпорхала свое.
От отпер дверь и сграбастал Настю за запястье.
— Пошли. Настало, твоё время.
— Отпусти! — воскликнула Настя.
— Ух ты, девушка-красавица, — засмеялся Кувалда. Ему хотелось, чтобы жертва трепыхалась в его руках. А еще лучше умоляла, бы о пощаде. Чтобы металась в отчаянии, Кувалда любил отчаяние. Любил мольбы — бесполезные и потому еще более сладостные.
— Отпусти, — холодно и спокойно произнесла Настя. — Я пойду сама. — Она встряхнула головой, так что роскошные волосы рассыпались по плечам.
— Гы. — удовлетворенно хмыкнул Кувалда, принимая слова Насти за покорность обреченного человека. Но, внимательнее взглянув на нее и напоровшись на непокорный, гордый взгляд, досадливо поморщился. Ну вот, весь интерес обломали.
— Ничего, скоро, соловушка, запоешь по-другому.
Он отступил и вышел из клетки. Резко щелкнул замком. Шутка не особенно удалась. А так хотелось… Менгель вон тоже шутил, когда говорил, что эту красотку надлежит использовать на материалы. Знал об отношении к ней Кувалды, решил поиграть на его нервах. И он, Кувалда, тоже решил посмеяться. Отыграться на этой…
— И тихо тут сидеть, — важно произнес он и направился к камере Инги. — А вот ты, наркоманская твоя душа, со мной.
Он крепко взял ее за руку.
— Не надо! — крикнула Настя.
— Гы, — удовлетворенно крякнул Кувалда.
— Тьфу, — Инга плюнула ему в лицо. Кувалду это нисколько не тронуло. Он пожал плечами. И вытащил инъектор.
— А, все равно, — выдохнула Инга. — Не поминайте лихом, девчонки.
Инъектор впился в ее руку, девушка тут же обмякла. Упала на кушетку.
— Не надо! Оставь ее! — закричала Настя что есть силы.
— Не рви душу, красавица. Будет и тебе выдано полной мерой, — загоготал Кувалда, поняв, что представление удалось.
Дверь за ним захлопнулась. А Настя не выдержала. Она все-таки обхватила колени руками. Села на кровати и заплакала. Она знала, что больше никогда не увидит Ингу. Что Инга, можно считать, мертва…
⠀⠀ ⠀⠀
*⠀⠀ *⠀⠀ *