Прошел на черную лестницу. Ринулся вниз… Дзинь — покатилась по ступенькам бутылка из-под краснухи, оставленная алкашами, облюбовавшими пролет между восьмым и девятым этажами. Он, вздрогнул и остановился. Сердце колотило в грудь совершенно немилосердно. Постоял с минуту, безуспешно пытаясь привести мысли в порядок. Потом снова начал спускаться.
Между вторым и третьим этажами снова остановился. Лицо горело. Сквозняк из разбитого окна овевал разгоряченную кожу. Вытащил сигарету, щелкнул зажигалкой. Огонек притаился где-то внутри ее и никак не желал выбираться наружу. Крутанул колесико несколько раз. Со злостью отбросил зажигалку в сторону. Выплюнул сигарету. Хотел снова двинуться вниз, но задумался. Нет, через подъезд идти страшно. Если его караулят, то с парадного выхода. Здесь же со второго этажа можно пробраться на пожарную лестницу и спуститься с другой стороны.
Идея! И этой идеей он остался вполне доволен. Он не задумывался о том, что при наружном наблюдении под контроль поставили бы все возможные выходы и проходы.
— Ну, — прошипел он, дернув на себя окно с разбитым стеклом. Руки дрожали все сильнее. Окно скрипнуло, но не поддалось.
Галызин потеребил шпингалет, но окно опять не поддалось.
— Что за черт?
Теперь он увидел, что снизу створки прижаты загнутым гвоздем. Попробовал отогнуть гвоздь. Сейчас ему казалось, что самое важное — открыть окно. Это его последняя надежда. Но гвоздь не отгибался. Галызин вытащил связку ключей. Она со звоном выпала из дрожащей руки. Он подобрал ее и попробовал отогнуть гвоздь ключом. Ключ сорвался, и ржавый гвоздь поцарапал пальцы, на них выступили капельки крови, и он слизнул ее.
— Вот гадина.
Гвоздь наконец поддался. Галызин с облегчением рванул окно. Встал на подоконник, вылез на ржавую пожарную лестницу. Держась за поручни, спустился как можно ниже и спрыгнул на влажную от недавнего дождя землю.
И тут ему в голову пришла вполне очевидная мысль — уж если его пасут, то должны пасти со всех сторон, а значит, все эти его телодвижения совершенно зряшные. Он опять почувствовал себя полным идиотом. Ничего, ощущение привычное. Не в первый и не в последний раз. Отряхнулся, сжал покрепче «дипломат», направился в сторону автобусной остановки. Своей новенькой «девяткой» он благоразумно решил не пользоваться.
Он шел нарочито легкой походкой. Небрежно оглянулся, в стиле Джеймса Бонда, пытаясь обнаружить, идет ли за ним «хвост». Естественно, ничего не определил — его опыта для этого явно недоставало. Сел в автобус, доехал до метро. Проехав остановку, придержав дверь, в последний момент выскочил из вагона. Трюк тоже из кино. Никого подозрительного не заметил. Сел в следующий поезд. Упал на сиденье прямо перед носом уже устремившейся к этому месту женщины. Ничего, постоит, корова холмогорская. Вон, лицо румяное, здоровьем пышет. А ему нужно передохнуть, успокоить наконец стрекочущее пулеметом сердце… Вроде полегчало.
Тут полезли какие-то посторонние мысли. Вспомнилось, как он карабкался по лестнице. Ощутил, что краснеет. Господи, когда же он научится вести себя хладнокровно, не по-дурацки.
Он даже не подозревал, что этими идиотскими телодвижениями только что спас себе жизнь. «Синдикат» слежки за ним не проводил, опасаясь, что если наблюдение заметят, то вся комбинация рухнет. Теперь же, когда комбинация завершилась успешно, можно было и пригласить этого фигуранта на беседу. Мертвяк послал за Талызиным боевиков. И когда Галызин, пыхтя и обливаясь потом, боролся с ржавым гвоздем и пытался распахнуть окно, они как раз входили в подъезд, один из них остался контролировать выход. Пойди Галызин обычным путем, непременно попал бы им прямо в руки, и сейчас ему было бы очень худо. И перспектив у него тогда бы уже не было никаких.
Боевики начали трезвонить в дверь, но никто не отзывался. Набрали по сотовому аппарату телефон Галызина — глухо. Прислушались к происхрдящему в квартире — тишина.
— Дверь высадим — осведомился один из боевиков.
— Динамитом? Она железная… Нет его там.
— И что же делать?
— Будем ждать…
Галызин вовремя появился в контрольной точке около ГУМ-а, немного покрутился вокруг, пешком дошел до Рождественского бульвара, давая возможность оперативникам проконтролировать, чист ли клиент и не ведет ли за собой прилипал… Не ведет. Чист.
Галызин уселся на скамейке, и к нему подсел оперативник, напоминающий идущего со смены работягу.
— Выкладывай, что случилось, — потребовал опер.
По мере рассказа «сексота» оперативник хмурился все больше, потом негромко произнес:
— Что ж ты наворотил…
⠀⠀ ⠀⠀
*⠀⠀ *⠀⠀ *
Артемьев по автобусной рации выслушал кодированные доклады. Четвертый — отработал свое. Пятый — тоже. Восьмой — удачно… Кончено.
— Рассеивание, — приказал Артемьев.
Все, операция завершена. Глеб остался один на один с «Синдикатом». И теперь только от него одного зависит — жить ему или умереть. Зависит победа в напряженнейшем противостоянии.