Мой монархизм имеет очень мало общего с тем, что называлось этим именем в последнее царствование в России и теперь, тут, в «зарубежье». Как и каждому честному человеку, мне совершенно неприемлема бывшая монархия и монархия, проповедуемая реакционными деятелями за границей. От прошлой монархии у меня остался только монархический принцип — все остальное вызывает чувство либо брезгливости, либо возмущения и резкого осуждения. Для меня неприемлемо и я не мечтаю о его реставрации, как об этом не может мечтать никто из трезвых и честных людей. Все, что честное, мне близко, все полезное для России для меня свято, я стремлюсь засыпать моральный ров между собою и новой нарождающейся Россией.
Мое личное отношение к евразийству такое же, как и Ваше, а то, что у них интересно и важно, было изложено еще в 1924 г. И.И. Фондаминским, которого ни в каком евразийстве упрекнуть нельзя[90].
Выявить себя мне трудно, т. к. пока и выявлять-то почти ничего и нет. Я работаю и конца моей работе еще не вижу. А за Ваше доброе и внимательное обещание помочь мне разобраться я от души благодарю Вас, т. к. мне оно необходимо больше, чем кому бы то ни было из начинающей писать молодежи. Уж одно то, что Вы ответили мне и на четырех страницах серьезно со мной поговорили, заставляет меня мечтать о Вашей помощи и относиться к ней чутко и серьезно. Когда Вы собираетесь вернуться в Париж? На январь и февраль доктора посылают меня в Грасс, т. к. здоровье мое не особенно хорошо.
Искренно Ваш благодарный А. Штейгер.
В. В. Философов очень благодарит за память и просит передать привет.
4
Я очень виновата перед вами, что не ответила на ваше последнее письмо. Тому было много причин, но вины это с меня, конечно, не слагает.
Было бы прекрасно, если бы вы могли приехать ко мне сюда. В Париж мы уезжаем в начале ноября, а потому не откладывайте ваш визит, — если только он возможен. Ибо я знаю Cabris[91] (я два лета жила в Грассе) и знаю, какое это трудное путешествие, особенно, если вы боитесь ранних холодных ночей. В точности мне, конечно, неизвестны ваши пути сообщения, и если, приехав в Cannet часа в 4 или 4S, скажем,
Итак, я буду ждать от вас вести, надеюсь — благоприятной.
З. Гиппиус.
5
Глубокоуважаемая Зинаида Николаевна.
Я не знаю, удастся ли мне в это воскресенье быть у Вас, а если и удастся, то найдется ли у Вас время выслушать мои возражения на Вашу «Мечту»[93]. Поэтому я и решился написать то, что я бы об ней хотел сказать. Очень бы мне хотелось хоть с чем-нибудь в Вашей статье согласиться, с таким чувством я ее и начал читать, но, читая, увидел, что, вероятно, произошло какое-то недоразумение: или Вы писали о какой-то чужой мечте, мечте не НАШЕЙ, молодой, младоросской, или я неправильно понял Вашу статью.