Мёртвое сердце. Том 1

– Располагайся, я принесу ужин, – с этими словами Ханна вышла из комнаты, оставив Мистлев одну.

Вздохнув, воровка села на кровать, пытаясь осознать всё происходящее с ней в этот вечер. Саднящая рука напоминала о том, что всё вокруг не сон и не плод больного воображения, голова кружилась. Мистлев закатала рукав рубашки, кровь уже подсохла, образовав багровую корку, теперь было важно случайно не содрать её. Вдруг некромант солгал и, подгадав момент, принесёт её в жертву или заставит ученика отрабатывать на ней заклинания? Воровка не видела причин отвергать этот вариант развития событий, предпочитая быть настороже.

После ужина самочувствие улучшилось и Мистлев хотела было поразмышлять на тему того, как быть дальше, но тёплая еда, вино и мягкая постель слишком расслабили её. Пташка уснула, едва её голова коснулась подушки, однако вместо сладостного забытья её мучили кошмары. Ей снилось море с кроваво-красными волнами, багряные небеса и чёрное солнце. В этой картине не было ни единого звука, что пугало ещё больше. Волны беззвучно набегали на тёмно-серые камни берега, в ушах звенело от тишины. А потом из кровавых вод вышла женщина, слишком белая, чтобы быть человеком.

Страшный сон оказался пророческим. Утром Реван рассказал Мистлев о том, что они отправляются, возможно, в единственное оставшееся место в мире, где можно найти следы их. Вампиров.

Глава 4. Ночь Яблок

Альтдорфхейм, Верянские земли, город Зимнев.

Красавица Марыся умела и любила танцевать. Вот и сейчас она задорно кружилась в танце, отстукивая новенькими расшитыми бисером сапожками ритм. Лютни и флейты подыгрывали ей, барабан стучал как сердце влюблённого, с каждой минутой всё учащаясь. Её толстая девичья коса, увитая красной лентой с бубенцами, мерно позвякивала в такт, почти не качаясь из стороны в сторону – такой она была тяжёлой. Остальные девушки городка стояли в сторонке, кто с завистью, кто с досадой наблюдая за тем, как были взоры местных юношей и молодых мужчин устремлены на черноволосую верянку. Марыся знала об этом и только подзадоривала толпу, бросая короткие взгляды из-под длинных пушистых ресниц.

«Женюсь, непременно женюсь!» – думал Гийом, попивая густой праздничный эль, и тут же с грустью отбрасывал эти мысли прочь. Какая уважаемая семья верян, гордящаяся храбростью своих крепких сыновей и отвагой статных дочерей, отдаст такую красавицу в жёны чужеземцу, да ещё и магу. А потому молодой маг не бросал лишний раз свой горячий взор на Марысю, не навязывал ей, румяной и белокожей, своего общества. Даже сейчас, на ежегодном празднике по поводу сбора урожая яблок, когда все пьяны, добродушны и веселы, не решился бы он даже заговорить с ней.

Закатное солнце вызолотило макушки деревьев, сделав уже зажёгшиеся золотые осенние огоньки среди зелёного убранства ещё ярче. Здесь, на северо-востоке Альтдорфхейма в Верянских землях, осеннее время начиналось раньше обычного. Высоко горели костры, дым серыми клубами вился в ясное небо, а по праздничной поляне на опушке леса растёкся ароматный запах жареной оленины.

Музыка играла всё громче, захмелевшие веряне, вдоволь утолив жажду доброй драки днём на кулачных состязаниях, завели свои песни, такие же суровые, как и земли вокруг, где лето так коротко. Верянская поэзия всегда влекла Гийома своей напевной простотой и красотой. Он и сам пытался сочинять стихи на тот же манер, но первые же его потуги на этом поприще были столь неказисты, что пергамент был тут же испепелён несложным заклинанием.

На небе зажглись первые звёзды, и Гийом собрался было покинуть празднество, на котором ощущал себя лишним, как звон бубенцов раздался совсем рядом, и вот уже тянулась к нему маленькая белая ручка, звеня медными браслетами с бирюзой. Сладко, до головокружения, пахнуло лавандой.

– Не откажи мне в танце, добрый человек, – прозвенел юный голосок. Марь какая, не марь, сон не сон, а вот она, Марыся, тут, да ещё так близко. Омут чёрных глаз, блестящих от хмельного мёда, тонкая шерсть искусно расшитой жилетки поверх белоснежной блузки, мягкий перезвон стеклянных бус. Сказка наяву, о которой не смел и мечтать.

Гийом поднялся, приосанился. И правда, плох он что ли? Ну и пусть, что не местный. А ручка Марыси так мягка и тепла, так нежна её улыбка. И тёплый вечер, переходящий в ночь, жаркую от костров, вина и мёда. Лето здесь коротко, и последние его деньки стоило отметить с большим размахом перед временем тьмы и морозов, да лазурных всполохов Пояса Эрты в стылом зимнем небе.