– Никто не стареет и не умирает? – спросила Аманда тихо, но с надеждой, и Уоррен кивнул, разведя руками, мол, схватываешь на лету. – Меня устраивает.
– Меня тоже.
– А как это случилось с ним? – спросила она и вновь посмотрела на демона.
– Может, сам расскажешь? – обратился к нему Глик, но демон даже ухом не повел. Остроконечным таким ухом.
– В его землях началась война, и не было ей конца, потому что по разные стороны находились два сильнейших полководца равных друг другу… с одной правда разницей, у этого была семья. Так вот однажды второй полководец взял его семью в плен и заточил в своей крепости, а сам послал весточку, будто сдается, но ушел из крепости, взяв половину своего войска. Той же ночью первый полководец приказал взять крепость и перебить всех, кто попадется на пути, а голову генерала принести ему лично. У демонов вообще какой-то пунктик на головах, так что «перебить» значило и захватить трофеи. – пожал плечами Уоррен. – У них поверье, что только так можно быть уверенным, что дух мертвого не будет мстить после смерти.
Демон, стоящий перед ними, скрипнул зубами, и от этого звука нервы у Аманды натянулись как струны.
– Бой был неравным, но головы полководца ему не принесли. – продолжил Уоррен, кивнув спокойно на демона. – Зато на кольях своих солдат он разглядел головы своей жены и детей, которые оказались в арьергарде по приказу генерала и соответственно попали под горячую руку, а у демонов, знаешь ли, как в странах третьего мира, нет проблем с демографией – у них принято иметь много детей. Так вот, горю его не было предела, да и злиться не на кого, кроме себя, поэтому, когда на них обрушилась вторая половина армии во главе с его врагом, он просто сдался.
– А остальные?
– Остальные были ослаблены первой битвой, да и к тому же они лишились своего предводителя….
– Но почему вообще он приказал взять крепость и перебить всех, если те, вроде как, сдались?
– Такова психология демонов. Они безжалостны.
– Тогда им нельзя заводить семьи, нельзя любить… – сказала Аманда, негодуя. – Это же самое слабое место.
– Он завел семью задолго до войны. Даже не будучи еще простым солдатом.
– Что ж… тогда это, вроде как, судьба, и вины его в этом нет.
Впервые демон поднял глаза – миндалевидные желтые с вертикальными зрачками. Веки покраснели, что сильно контрастировало с белым, словно в гриме, лицом. Такой взгляд невозможно выдержать, он разрывал кожу, выкручивал жилы и выскабливал сердце из груди.
– Ты же не хочешь оставить нас без такого выдающегося полководца, Анди?.. – тихо заметил Уоррен.
– Но это же правда.
– Пойдем-ка выйдем отсюда.
Аманда безропотно кивнула, предчувствуя нехорошее… хотя, вряд ли что-то могло быть хуже, чем вытерпеть на себе взгляд этого демона. Столько вины и обвинения одновременно, какого-то призрачного смятения. Он снова опустил глаза в пол.
– Анди. – сказал Уоррен, когда они оказались в коридоре. – Я абсолютно восхищен твоим складом ума, способным столь изворотливо избегать комплекса вины, но сейчас твоя правда неуместна.
– Ладно, прости. – она подняла ладони, сдаваясь.
– Ничего. – он потрепал ее за плечо. – Я сейчас начну оживлять фигурки, так что найди себе где-нибудь тихий уголок и не пугайся, если увидишь странных существ.
– И драконов? – не поверила Аманда. – Они же огромные.
– Нет, драконы на десерт. – улыбнулся Уоррен и вернулся в комнату.
Аманда невольно схватилось за плечо там, где он коснулся, и пошла к лестнице. Она чувствовала оторопь и смущение, чего с ней доселе не происходило. Аманда влюблялась, не зная, как к этому относиться. Надо было дожить до семидесяти трех, чтобы почувствовать себя глупой девчонкой….
Найдя себе уютную гостиную на четвертом этаже, Аманда устроилась в мягком кресле, приготовившись ждать, не знамо, чего. В голову лезли мрачные мысли. Она подумала – интересно, в какой именно момент человек осознает, что в его жизни больше ничего не изменится? На самом деле, а не потому, что кризис или депрессия. Наверное, это происходит где-то с шестидесяти пяти до семидесяти. Время осознания неизбежности. Для Аманды оно, правда, наступило раньше – сначала она признала, что рука больше не вырастет, глаз не прозреет, а лицо не станет красивым, сколько бы операций она не перенесла. Слишком рано Анда смирилась, что после ухода Денни больше не выйдет замуж и состарится одной из тех одиноких старух, от которых сама шарахалась в детстве. Не станет матерью, бабушкой.