Мертвое ущелье

Часовые прохлаждалась, а Игнат выжидал. Ночь была темной — ни звезд, ни луны. Легкий колючий ветер высвистывал из сугробов поземку, жестоко хлестал Игната по лицу жгучей снежной плетью, но юноша привычно не замечая этого и, по-звериному подобравшись, напружинившись, выжидал. Надо было уловить ту секунду, когда один часовой повернет за угол, а другой будет менять направление движения и на миг повернется к Игнату боком. За этот миг юноша должен успеть проскользнуть за ближний танк, причем без малейшего шороха, как это умеют только волки. Преодолеть надо было не более восьми метров.

Игнату повезло. Немец медленно повернулся, и в этот же момент порыв ветра зашуршал поземкой, совсем скрыв от часового тот слабый шорох, который оставили в морозном воздухе шаги разведчика.

За первыми двумя, почти рядом с ними, танки стояли еще в четыре ряда. Он насчитал двадцать восемь машин и вдруг обратил внимание на штабель в рост человека, накрытый брезентом. Что это? Подполз ближе, приподнял брезент, и горячая волна возбуждения обдала его лицо. Значит, можно все-таки разворошить это гнездо!

Его все время жгла мысль: он находится между этих машин, в самой середине немецкого расположения, и уйдет просто так, ничего не сделав врагу... А теперь можно сделать? Можно! В ящиках — снаряды для танковых пушек, целый штабель ящиков. А может быть, они пустые? Может, снаряды успели погрузить в танки, а ящики составили в штабель?.. Надо успокоиться. И он замер, затаился, как перед охотой на оленя. Прислушался — все было тихо. Попробовал приподнять крайний верхний ящик, тот не поддавался, значит, порядок, там — снаряды.

Откинул два замка патефонного типа и приоткрыл верхний ящик. Не спеша достал из кармана гранату Ф-1, «лимонку», извлек длинную, тонкую бечеву, из которой когда-то делал тетиву для лука и которую всегда теперь носил с собой, отрезал кусочек и прочно привязал им гранату к снаряду, продевая шнур под рычагом взрывателя так, чтобы он мог свободно развернуться, когда чека освободит его. Затем остальную бечеву продел в кольцо чеки, завязал и распустил шнур, чтобы можно было отходить.

Едва он пробрался мимо часовых, и не успел еще отползти на десять метров, как услышал негромкую немецкую речь. Осторожно высунул из-за сугроба голову, скрытую под капюшоном маскхалата, и понял, что пришла смена караула. Да, успел вовремя. Только-только. При сдаче поста, осматривая объект, немцы вполне могли обнаружить разведчика.

Зарываясь в снег головой, он быстро полз, раздвигая сугроб плечом, как это всегда делал Хромой, когда скрытно подползал к добыче. Отдаляясь от танковой стоянки, юноша все время проверял шнур, ждал, когда он кончится.

Натяжение почувствовал метрах в тридцати от немцев. Шнур был прочный, Игнат сушил и заплетал его сам и был уверен в его надежности. Теперь оставалось выдернуть чеку. Разведчик повернулся назад, выглянул. Солдаты уже сменились, и новые часовые пошли по периметру. Он зарылся глубоко в снег, лег лицом вниз и рванул бечеву...

Тяжелый взрыв сотряс землю, она качнулась под Игнатом. Казалось, что сама земля сейчас развалится и поглотит его. Он прижался к ней, но она снова и снова как бы покачивалась под ним, то вздрагивая, то наклоняясь в стороны. В ушах была боль, их будто забило ватой...

Снаряды еще рвались, а он полз, торопливо разгребая снег, потом уже в глубине леса встал и пошел, немного пошатываясь от долгого ползанья, от взрыва, который оглушил его, от пережитого волнения. Что-то там, позади него горело, и пламя уже издалека наплывало на зимний лес заревом, наполняя сугробы алыми отблесками, а сердце юноши — радостью и гордостью от одного сознания, что все это сделано им самим.

В разведку он ходил один. Его, как человека лесного, посылали всегда одного. Знали, что он пройдет незаметно и неслышно, что проберется там, где не сможет пройти больше никто, Такое мнение о нем существовало в разведвзводе, и он всегда оправдывал надежды товарищей и командования.

Игнат шел. Не больше километра оставалось двигаться по лесу, а там уже была линия фронта, передовая, где за проходом, проделанным через минное поле и колючую проволоку, его ждали товарищи.

Далеко за спиной осталось зарево, в лесу было темно, а он все видел как днем, но ничего теперь не слышал. Взрыв оглушил его, лишил чуткого слуха, он понял это и заволновался, потому что не знал, пройдет глухота или останется навсегда...

2. КАРЬЕРА ХАРТМАНА

Вальтер Хартман, высокий, хорошо сложенный и, как полагается чистокровному арийцу, голубоглазый блондин, прогуливался по берлинским улицам, засматриваясь на встречных фрейлейн с небрежно заинтересованной улыбкой занятого и важного человека. У него было немного времени для отдыха и развлечений.