– Так что же он ко мне не приедет? Я бы мог собрать ему весьма много любопытных материалов.
– Не смеет, ваше превосходительство.
– Какой вздор! Из какого-нибудь пустого слова… Да я совсем не такой человек. Я, пожалуй, к нему сам готов приехать.
– Он к тому не допустит, он сам приедет, – сказал Чичиков, и в то же время подумал в себе: «Генералы пришлись, однако же, кстати; между тем ведь язык совершенно взболтнул сдуру».
В кабинете послышался шорох. Ореховая дверь резного шкафа отворилась сама собою. На обратной половине растворенной двери, ухватившись чудесной рукой за ручку двери, явилась живая фигурка. Если бы в темной комнате вдруг вспыхнула прозрачная картина, освещенная сзади лампою, она бы не поразила так, как эта сиявшая жизнью фигурка, которая точно предстала затем, чтобы осветить комнату. Казалось, как бы вместе с нею влетел солнечный луч в комнату, озаривши вдруг потолок, карниз и темные углы ее. Она казалась блистающего роста. Это было обольщенье; происходило это от необыкновенной стройности и гармонического соотношенья между собой всех частей тела, от головы до пальчиков. Одноцветное платье, на ней наброшенное, было наброшено с таким <вкусом>, что казалось, швеи столиц делали совещанье между собой, как бы получше убрать ее. Это был обман. Оделась она кое-как, сама собой; в двух, трех местах схватила неизрезанный кусок ткани, и он прильнул и расположился вокруг нее в таких складках, что ваятель перенес бы их тотчас же на мрамор, и барышни, одетые по моде, все казались перед ней какими-то пеструшками. Несмотря на то что Чичикову почти знакомо было лицо ее по рисункам Андрея Ивановича, он смотрел на нее, как оторопелый, и после, уже очнувшись, заметил, что у ней был существенный недостаток, именно – недостаток толщины.
– Рекомендую вам мою баловницу! – сказал генерал, обратясь к Чичикову. – Однако ж, я вашего имени и отчества до сих пор не знаю.
– Впрочем, должно ли быть знаемо имя и отчество человека, не ознаменовавшего себя доблестями? – сказал Чичиков.
– Все же, однако ж, нужно знать…
– Павел Иванович, ваше превосходительство, – проговорил Чичиков, с легким наклоном головы набок.
– Улинька! Павел Иванович сейчас сказал преинтересную новость. Сосед наш Тентетников совсем не такой глупый человек, как мы полагали. Он занимается довольно важным делом: историей генералов двенадцатого года.
Улинька вдруг как бы вспыхнула и оживилась.
– Да кто же думал, что он глупый человек? – проговорила она быстро. – Это мог думать разве один только Вишнепокромов, которому ты веришь, папа, который и пустой и низкий человек!
– Зачем же низкий? Он пустоват, это правда, – сказал генерал.
– Он подловат и гадковат, не только что пустоват, – подхватила живо Улинька. – Кто так обидел своих братьев и выгнал из дому родную сестру, тот гадкий человек…
– Да ведь это рассказывают только.
– Рассказывать не будут напрасно. У тебя, отец, добрейшая душа и редкое сердце, но ты поступаешь так, что иной подумает о тебе совсем другое. Ты будешь принимать человека, о котором сам знаешь, что он дурен, потому что он только краснобай и мастер перед тобой увиваться.
– Душа моя! ведь мне ж не прогнать его, – сказал генерал.
– Зачем прогонять, но зачем и любить?!
– А вот и нет, ваше превосходительство, – сказал Чичиков Улиньке, с легким наклоном головы, с приятной улыбкой. – По христианству именно таких мы должны любить.
И тут же, обратясь к генералу, сказал с улыбкой, уже несколько плутоватой:
– Изволили ли, ваше превосходительство, слышать когда-нибудь о том, что такое – «полюби нас черненькими, а беленькими нас всякий полюбит»?
– Нет, не слыхал.
– А это преказусный анекдот, – сказал Чичиков с плутоватой улыбкой. – В имении, ваше превосходительство, у князя Гукзовского, которого, без сомнения, ваше превосходительство, изволите знать…
– Не знаю.
– Был управитель, ваше превосходительство, из немцев, молодой человек. По случаю поставки рекрут и прочего имел он надобность приезжать в город и, разумеется, подмазывать судейских. – Тут Чичиков, прищуря глаз, выразил в лице своем, как подмазываются судейские. – Впрочем, и они тоже полюбили, угощали его. Вот как-то один раз у них на обеде говорит он: «Что ж, господа, когда-нибудь и ко мне, в имение к князю». Говорят: «Приедем». Скоро после того случилось выехать суду на следствие, по делу, случившемуся во владениях графа Трехметьева, которого, ваше превосходительство, без сомнения, тоже изволите знать.
– Не знаю.