Мертвые души

В первые дни Андрей Иванович опасался за свою независимость, чтобы как-нибудь гость не связал его, не стеснил какими-нибудь измененьями в образе жизни, и не разрушился бы порядок дня его, так удачно заведенный, — но спасенья были напрасны. Гость показал необыкновенно гибкую способность приспособиться ко всему. Одобрил философическую неторопливость хозяина, сказавши, что она обещает столетнюю жизнь. Об уединеньи тоже выразился весьма счастливо, именно, что оно питает великие мысли в человеке. Взглянув на библиотеку и отозвавшись с похвалой [Далее начато: и похваля вообще] о книгах вообще, заметил, что они спасают от праздности человека. Словом, выронил слов не много, но значительных. В поступках же своих — поступал еще более кстати. Bóвремя являлся, вóвремя уходил; не затруднял хозяина запросами в часы неразговорчивости его; с удовольствием играл с ним в шахматы, с удовольствием молчал. В то время, когда первый пускал кудреватыми облаками трубочный дым, другой, не куря трубки, придумывал соответствовавшее тому занятие: вынимал, например, из кармана серебряную с чернью табакерку и, утвердив ее между двух пальцев левой руки, оборачивал ее быстро пальцем правой, в подобье того, как земная сфера обращается около своей оси, или же просто барабанил по ней пальцами, насвистывая какое-нибудь ни то, ни сё. Словом, он не мешал хозяину никак. “Я в первый раз вижу человека, с которым можно жить”, говорил про себя Тентетников. “Вообще этого искусства у нас мало. Между нами есть [Далее начато: мно<го>] довольно людей и умных, и образованных, и добрых, но постоянно приятных, людей постоянно ровного характера, людей, с которыми можно прожить век и не поссориться, — я не знаю, много ли у нас можно отыскать таких людей. Вот первый, единственный человек, которого я вижу”. Так отзывался Тентетников о своем госте.