Сбывши кое-как с рук Ноздрева, он призвал к себе Селифана и велел ему быть готовым на заре, с тем, что[готовым на заре, что] завтра в шесть часов утра непременно выехать[непременно нужно выехать] из города и чтобы с вечера всё, что нужно, было приготовлено: бричка подмазана и пр. и пр. Селифан произнес: “Слушаю, Павел Иванович”, и остановился, однако же, на несколько времени у дверей, не двигаясь с места. Чичиков тут же велел Петрушке выдвинуть из-под кровати чемодан, покрывшийся уже порядочною пылью, и вместе с ним принялся укладывать без большого разбора: чулки, рубашки, белье даже не мытое, платяные щетки, сапожные колодки, календарь. Всё это укладывалось как попало, потому что он положил непременно быть готовым с вечера, чтобы завтра не могло быть никакой задержки. Селифан, постоявши минуты две у дверей, вышел, наконец, чрезвычайно медленно, медленно, как только можно себе вообразить, медленно спускался он с лестницы, [чрезвычайно медленно и до такой степени медленно, как только можно себе вообразить, спускался с лестницы] отпечатывая своими толстыми сапогами мокрые следы по сходившим вниз избитым ступеням и почесывая долго рукою у себя в затылке. Что означало это почесывание? и что вообще оно значит? Досада ли на то, что вот не удалась[что вот не выйдет] задуманная на завтра сходка с своим братом в неприглядном тулупе, опоясанном кушаком, где-нибудь в царевом кабаке. Или уже завязалась в новом месте какая зазнобушка сердечная и приходится оставлять вечернее стояние у ворот и политичное держание за белы ручки, когда нахлобучиваются на город сумерки, детина в красной рубахе бренчит на балалайке перед дворовой челядью и плетет тихие речи разночинный отработавшийся народ или, просто, жаль оставлять отогретое уже место на людской кухне под тулупом, близ печи, да щей с городским мягким пирогом, с тем, чтобы вновь тащиться под дождь и слякоть и всякую дорожную невзгоду. Бог весть, не угадаешь. Многое разное значит у русского народа почесывание в затылке. [На отдельном листе, вклеенном в ПБЛ3, набросок рукой Гоголя: Герой [тут] наш тут выдвинул чемодан, покрывшийся уже [немалою] порядочною пылью и начал укладываться спешно: чулки, рубашки, белье, даже не мытое, платяные щетки, сапожные колодки, календарь, всё укладывал, как попало, потому что он [положил] решился [чтобы с вечеру] быть готовым [и не было] с вечера, чтобы завтра не могло быть никакой задержки. Селифан, постоявши у порога минуту, [вышел мед<ленно>] отворил чрезвычайно [медле<нно>] лениво дверь и медленно, медленно, как только можно вообразить себе медленно, спускался с лестницы, [едва переступая как-то нерешительно по сходившим] чуть опустя > и напечатлев с большими [расстановками] толстыми своими сапогами мокрые следы по сходившим протертым ступеням и почесывая рукою долго в затылке. Что означало это почесывание, да и что означает это почесывание? Досада ли на то, что [может быть] вот не выйдет [условленный где-нибудь] задуманная на завтра сходка его с своим собратом в неприглядном тулупе [с кушаком] опоясанном кушаком где-нибудь в царевом кабаке. Или уж завелась какая зазнобушка сердца в новом месте и жаль сильно оставлять вечернее стоянье у ворот и политичное держанье за белы ручки в то время, когда нахлобучиваются на город сумерки, и 18 семнадцатилетний [так в подлиннике] детина в красной рубахе бренчит на балалайке пред дворовой челядью и плетет [деловые] тихие речи разночинной отработавший народ. Или просто жаль. оставлять отогретые уже места под тулупом близ печи на людской кухне, щей с белым > городским сдобным пирогом, с тем, чтобы вновь под дождь и слякоть и всякую дорожную невзгоду. [Как сдается] Бог весть, не угадаешь; многое разное значит у русского народа почесыванье в затылке. ]
ГЛАВА XI
Ничего, однако ж, не случилось так, как располагалось. Чичиков проснулся гораздо позже, нежели думал — это была первая неприятность. Вставши, он ту же минуту послал узнать, заложена ли бричка и всё ли готово; но донесли, что бричка была не заложена и не всё готово — это была вторая неприятность. Он приготовился принять не очень ласково нашего друга Селифана и, полный нетерпения, ожидал только, какую тот представит с своей стороны причину и оправдание. Скоро Селифан показался в дверях, и господин имел удовольствие услышать те же самые речи, какие обыкновенно слышатся всегда от прислуги, в таком случае, когда нужно скоро ехать.
“Да ведь, Павел Иванович, нужно будет лошадей ковать”.
“Ах, ты!..” Здесь было вставлено выражение, в важных случаях необходимое, без которого у нас на Руси делается дело как-то лениво. “Зачем же ты прежде об этом не вздумал сказать? Не было времени, что ли?”
“Да время-то было… Да и колесо тоже, Павел Иванович, шину нужно будет совсем переменить, потому что оно теперь по милости вашей подгрязнило… А уж перед у брички совсем, Павел Иванович, расшатался, так что и двух станций не сделает”.