Мертвые души

Как бы то ни было, чем ближе к завершению труд Гоголя над первой частью, тем чаще, подробнее и увереннее говорит он в своих письмах к друзьям о предполагаемой второй. В письме к П. А. Плетневу из Москвы от 17 марта 1842 г., среди деловых запросов о судьбе долго не пропускавшейся цензурой рукописи, читаем несколько многозначительных слов о предстоящем продолжении: “Ничем другим не в силах я заняться теперь, кроме одного постоянного труда моего. Он важен и велик, и вы не судите о нем по той части, которая готовится теперь предстать на свет (если только будет конец ее непостижимому странствованию по цензурам). Это больше ничего, как только крыльцо к тому дворцу, который во мне строится”.

Эта мысль повторяется почти дословно несколько месяцев спустя, при отсылке уже вышедшей первой части, в письмах к Данилевскому и к Жуковскому. Последнему Гоголь писал 26 июня 1842 г.: “Это первая часть… Я переделал ее много с того времени, как читал Вам первые главы, но всё, однако же, не могу не видеть ее малозначительности, в сравнении с другими, имеющими последовать ей, частями. Она, в отношении к ним, всё мне кажется похожею на приделанное губернским архитектором наскоро крыльцо к дворцу, который задуман строиться в колоссальных размерах”.

Эти и подобные им авторские признания Гоголя в момент выхода первой части поэмы, т. е. в период необычайного внимания к Гоголю со стороны всего русского общества, повели к тому, что распространился слух о скором появлении второй части. “Нам уже почти несомненно известно теперь, — передавал много лет спустя Анненков отголоски этого слуха, — что вторая часть в первоначальном очерке была у него готова около 1842 года (есть слухи, будто она даже переписывалась в Москве в самое время печатания первой части романа)”. [П. В. Анненков. Литературные воспоминания. М.—Л., 1928, стр. 140–141.] “Но все ждут второго тома, — вскоре после выхода первого, 2 января 1843 г., писал Н. М. Языкову Свербеев, — друзья Гоголя с некоторым опасением, а завистники и порицатели, говоря: посмотрим, как-то он тут вывернется”. [В. И. Шенрок. “Материалы для биографии Гоголя”, IV, стр. 104.] Прямых свидетельств самого Гоголя ни о замысле, ни о писательской работе над замыслом за 1840–1842 гг. нет ни одного, кроме приведенной обмолвки в письме к Погодину, которою тот воспользовался по-своему: он анонсировал в “Москвитянине” скорое появление в печати продолжения “Мертвых душ”. [Во 2-м выпуске “Москвитянина” за 1841 г., в отделе “Литературные новости” (стр. 616) читаем: “Гоголь написал уже два тома своего романа “Мертвые души”. Вероятно, скоро весь роман будет кончен, и публика познакомится с ним в нынешнем году”.] Гоголь, забыв, конечно, что сам этому анонсу дал повод, прямо заявил потом, в письме к Шевыреву от 28 февраля 1843 г.: “никогда и никому я не говорил, сколько и что именно у меня готово, и когда, к величайшему изумлению моему, напечатано было в “Москвитянине” извещение, что два тома уже написаны…, тогда не была даже кончена первая часть”.

Было ли хоть что-нибудь из второй части написано в годы, предшествовавшие выходу первой части, уясняется, кроме того, из текста этой последней. Лирические упоминания о будущем продолжении поэмы начинаются в первой части, как известно, с VII главы, встречаясь затем также в главе XI.

Но и в VII и в XI главах они появились не сразу. В рукописи первой части “Мертвых душ”, создававшейся весной и летом 1841 г. (РК), в лирическом вступлении к VII главе на продолжение поэмы нет даже намека. Нет его и в первой копии с названной рукописи, снятой Гоголем тотчас по приезде в Москву, в октябре 1841 г. (РП). И только в дополнительных приписках к РП, перед снятием новой копии для цензуры (РЦ), впервые появляется знаменитое авторское признание о второй части поэмы: “И долго еще определено мне чудной властью идти об руку с моими странными героями” в ожидании, “когда иным ключом грозная вьюга вдохновенья подымется” из его “главы”.

То же можно сказать об авторских признаниях по поводу продолжения поэмы, выраженные в главе XI. В РК нет ни отрывка: “Но… может быть в сей же самой повести почуются иные, еще доселе небранные струны”, ни отрывка: “как предстанут колоссальные образы, как двигнутся сокровенные рычаги широкой повести, раздастся далече ее горизонт”, ни, наконец, третьего отрывка: “И, может быть, в сем же самом Чичикове страсть его влекущая уже не от него”. Там всё ограничивается заявлением (как в окончательной редакции): “две части еще впереди — это не безделица!” — и обещанием более “широкого”, чем в первой части, “течения” рассказа. Уточнения же в перечисленных отрывках: “предстанет несметное богатство русского духа, пройдет муж, одаренный божественными доблестями, или чудная русская девица”, повесть “примет величавое лирическое течение” и другие вносятся только при работе над двумя последними рукописями (РП и РЦ), т. е. впервые вводятся в текст поэмы всё в тот же, московский период, в октябре—декабре 1841 г.